Читаем Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 полностью

Троеруков. Зачем?

Сомов. Вот как? Таким я вас не представлял. Любопытно. Вы давно знаете Богомолова?

Троеруков. Пять лет.

Сомов. И… что же вы о нём думаете? Можно узнать?

Троеруков. Старый человек, не очень умный, обозлённый и — неосторожный…

(Сомов молча смотрит на него. За террасой голоса Арсеньевой, Лидии.)

Троеруков. Могу уйти?

Сомов. Нет. Пойдёмте-ка ко мне… Вы как будто… человек неглупый, а?

Троеруков. Не имею оснований считать себя дураком.

Сомов. И не плохой актёр?

Троеруков. Все люди — актёры.

(Ушли. Входят женщины.)

Арсеньева. Не знаю, как я могла бы помочь тебе.

Лидия. И я не знаю.

Арсеньева. Уж очень ты слабовольна.

Лидия. Вот это я знаю. Будем пить чай?

Арсеньева. Да. И детей нет.

Лидия. Он — не хочет. Да и — какая я мать?

Арсеньева. Он очень эгоистичен?

Лидия. Он — честолюбив. И — чёрствый. Он вообще… мало похож, — совсем не похож на того человека, каким я видела его до замужества.

Арсеньева. Ты — сильно влюбилась?

Лидия. Да. Впрочем — не знаю. Может быть, я просто хотела скорее выйти замуж. Отец ненавидел революцию, рабочих и всё… И меня тоже. Он стал такой страшный. Мы жили в одной комнате, иногда мне казалось, что он хочет убить меня. Он говорил: «Если б не ты, я бы дрался с ними». Ты помнишь его?

Арсеньева. Смутно.

Лидия. Ночью он молился, рычал: «Господи, покарай, покарай!» Я не могла уснуть, пока он сам не уснёт. Утром проснусь, а он сидит на диване и смотрит на меня — так, что я не могу пошевелиться.

Арсеньева. Разведись, Лида, поживи со мной; у меня есть мальчик, приёмыш, беспризорный, удивительно забавный, талантливый.

Лидия. Я такая… дрянь! Знаешь, мне даже противно видеть себя в зеркале. Такое ненавистное, чужое лицо…

Арсеньева(гладит её плечо, голову). Перестань.

Лидия. Особенно гадко вспомнить себя… ночью. Он любит, чтоб в спальне горел огонь, понимаешь? Он такой… чувственный и заражает меня. Потом — думаешь: какое несчастие, какой позор быть женщиной!

Арсеньева. Мне очень… грустно с тобой…

Лидия. Грустно? И только?

Арсеньева. Ты была такая… прозрачная, правдивая, так серьёзно училась, думала.

Лидия. А я и тогда вижу себя ничтожной. Теперь стала хуже… глупее, нечестной.

Арсеньева. У меня, Лида, нет… мягких слов, я не умею утешать.

Лидия. Ты всегда была такой.

Арсеньева. Я преданно… искренно люблю людей, которые — вот видишь — строят новую жизнь. И все другие, кроме их, мне уже непонятны. Я даже и себя, иногда, не понимаю. Мне стыдно вспомнить, что я могла думать и чувствовать иначе, не так, как теперь.

Лидия. Как горячо ты…

Арсеньева. Люди, как Дроздов, Терентьев, действительно — новые люди. Они — в опасном положении, у них гораздо больше врагов, чем друзей.

Лидия. Рабочие так страшно упрощают всё.

Арсеньева. Они упрощают правду…

Лидия. Кто-то идёт?

Яропегов(в охотничьих сапогах, с двустволкой за плечами, с чемоданом в руке). Пардон, медам! Я, кажется, втяпался в лирическую сцену? Чай? О, дайте мне скорее чаю! Из оперы «Князь Игорь» — не замечаете?

Арсеньева. Как ваша голова?

Яропегов. Работает — как всегда: гениально!

Лидия. А болит ещё?

Яропегов. Немножко. Скорее — из вежливости, чем по необходимости.

Лидия. Где ты… где вы были?

Яропегов. Чёртова глушь. Шестьдесят три километра от ближайшей станции. Леса. Бурелом, валежник, гниль и вообще все прелести лесов, где никто, кроме лешего, не хозяйничал. Проводят ветку — адова работа, но — весело! Николай дома? (Рассказывая, он снимает ружьё, ставит его в угол; вынул из кармана револьвер, положил его на подоконник, прикрыл шляпой.)

Лидия. Кажется, вы чем-то встревожены?

Яропегов. И сам себе — зубы заговариваю, — как вы любите выражаться?

Арсеньева. Ну, Лида, я пойду!

Лидия. Посиди ещё немножко.

Яропегов. Это не я спугнул вас?

Арсеньева. О, нет, я не пуглива.

Лидия. Посиди!

Яропегов. А я пойду, взгляну, где Николай. (Ушёл.)

Арсеньева. Какой он жизнерадостный.

Лидия. Нет, это только слова у него такие, а он — несчастный и притворяется. Я его знаю. Он чем-то встревожен. Он притворяется, но не умеет. И лгать не умеет.

Арсеньева. Его очень любит молодёжь.

Лидия. Он всегда заговаривает зубы себе и всем. Он был женат на двоюродной сестре мужа, а она ушла с каким-то англичанином в Сибирь и там умерла. У тебя муж — кто был?

Арсеньева. Плохой человек.

Лидия. Тоже?

Перейти на страницу:

Все книги серии М.Горький. Собрание сочинений в 30 томах

Биограф[ия]
Биограф[ия]

«Биограф[ия]» является продолжением «Изложения фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца». Написана, очевидно, вскоре после «Изложения».Отдельные эпизоды соответствуют событиям, описанным в повести «В людях».Трактовка событий и образов «Биограф[ии]» и «В людях» различная, так же как в «Изложении фактов и дум» и «Детстве».Начало рукописи до слов: «Следует возвращение в недра семейства моих хозяев» не связано непосредственно с «Изложением…» и носит характер обращения к корреспонденту, которому адресована вся рукопись, все воспоминания о годах жизни «в людях». Исходя из фактов биографии, следует предположить, что это обращение к О.Ю.Каминской, которая послужила прототипом героини позднейшего рассказа «О первой любви».Печатается впервые по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.

Максим Горький

Биографии и Мемуары / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия