Читаем Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 полностью

Лаптев. Как будто я его знаю…

Пропотей. Знать меня — не диво. Я, как пёс бездомный, семнадцать лет у людей под ногами верчусь…

Донат. Это — Пропотей…

Лаптев. Блаженный? Та-ак… Ловко, дядя, ты ерунду сочиняешь!..

Пропотей. Это — не я. Это — один попик из пригорода, пьяница. Осипом звать. Гусевод — знаменитый…

Лаптев. Ну, наверно, и сам сочинял?..

Пропотей. Сначала — сам, да не больно грамотен я. С голоса учился… стихам-то. В ночлежках, в монастырях…

Донат. А чем раньше занимался, до блаженства?

Лаптев. До дурачества?

Пропотей. Коновалом был. И отец у меня — коновал. Его во втором году харьковский губернатор засёк… выпороть велел, у отца на пятый день после того — жила в кишках лопнула, кровью истек. Я-то ещё раньше, года за три, во святые приспособился. Вот что… не знаю, как вас назвать?

Донат. Люди.

Лаптев. Граждане.

Пропотей

. Вы — беды мне не сделаете?

Донат. Ты — не сомневайся, рассказывай!

Пропотей. Мне бродяга один, дьякон-расстрига, посоветовал: «Люди, говорит, глупы, к ним на боге подъезжать надобно, да понепонятнее, пострашней, они за это и кормить и поить легко будут». Ну… Оказалось — верно: глупы люди, да так, что иной раз самому за них стыдно бывало. Да и — жалко. Живёшь сыт, пьян, нос в табаке, копеечки в руке, а вокруг — беда! Когда брюхо полно, так всё — всё равно. (Говорит всё более густо и угрюмо.) Однакож всё-таки… совесть-то скорбит. Я всю Россию из края в край прошагал, и везде беда, эх какая! Льётся беда, как Волги вода, на тысячи вёрст по всей земле. Облик человечий с людей смывает. А я, значит, блаженствую, стращаю. Столкнёшься с кем поумнее, говоришь: что ж ты, мать твою… извините!

Лаптев. Ничего! Дуй, словеса знакомые.

Пропотей. Привык с мужиками. Говаривал нередко: долго терпеть будете? Жги, дави всё вокруг! Теперь вот начинается что-то. И надоело мне блаженным быть.

Лаптев. Так.

Донат. Стращал, стращал людей, да и сам испугался.

Пропотей. Вроде этого. Хоша бояться мне как будто нечего, я — битый козырь, на мне уж не сыграешь, они — хотят сыграть. Вот я к тебе… к вам пришёл. (Донату.) Меня сейчас очень привлекаете вы доверчивостью вашей к людям. Я на кирпичном заводе два раза беседу вашу слышал. И вас, товарищ, слышал на мельнице Троерукова, на суконной у Достигаева, в городском аду. Замечательно внятно говорите с народом. Ну, и господ слушал…

Лаптев. А они — как? Нравятся?

Пропотей. Что скажешь? Конечно, может, и господам стыдно стало. Однако они свои сапоги на мои лапти не променяют.

Лаптев. Это — едва ли! Ну, а какое у тебя дело нам?

Донат

. Дело у него есть. Ну-ка прочитай…

Пропотей(встал, согнулся, достаёт бумагу из-за онучи, развернул, читает нараспев и не глядя на бумажку).

Люди смятённые,Дьяволовы пленные,На вечные муки осуждённые!Выслушайте слово,От чистого сердца,От божьего разума сошедшее к вам…

Это — вроде как запевка будет, а дальше — другой распев. (Откашлялся, понизил голос, гудит.)

На три города господь прогневался:Он Содом, Гоморру — огнём пожёг,А на Питер-град он змею послал,А и та ли змея лютая,
Она хитрая, кровожадная,Прозывается революция,Сатане она — родная дочь,А и жрёт она в сутки по ста голов,Ох, и по ста голов человеческих,Всё народа православного…

Лаптев. Ну — будет!

Пропотей. Тут ещё много.

Лаптев. За эту песенку тебе рабочие голову оторвут.

Пропотей. Об этом я и беспокоюсь… Вы-то как? От вас что мне будет?

Лаптев. Посмотрим. Это зависит от тебя.

Пропотей. Да ведь я — что же?

Лаптев

. Дай-ка бумажку-то. (Взял. Донату.) Тятин — был?

Донат. Он здесь.

Ксения(идёт). Ба-атюшки! Кто это, ой! Пропотей! Да… как же это ты посмел? Яков, побойся бога! Донат — что же это?

Лаптев. Не кричите, мамаша. В чём дело?

Ксения. Да что вы таскаете в дом разных… эдаких? Каждый день кто-нибудь торчит! И — неизвестно кто, и неведомо — зачем? Как в трактир идут! Ведь он, Пропотей, отца крёстного твоего уморил… забыл ты?

Пропотей (ворчит). Уморил… Я многих купцов стращал — не умирали.

Ксения. И — не ворчи, не смей… Врёшь всё, обманщик, врёшь. (Грозит пальцем.)

Пропотей. А кто врать учил? Сестра твоя учила.

Донат. Чего делать, Яша?

Лаптев. Иди в кухню… нет, лучше ко Глафире! Я сейчас приду с Тятиным.

(Донат и Пропотей ушли.)

Перейти на страницу:

Все книги серии М.Горький. Собрание сочинений в 30 томах

Биограф[ия]
Биограф[ия]

«Биограф[ия]» является продолжением «Изложения фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца». Написана, очевидно, вскоре после «Изложения».Отдельные эпизоды соответствуют событиям, описанным в повести «В людях».Трактовка событий и образов «Биограф[ии]» и «В людях» различная, так же как в «Изложении фактов и дум» и «Детстве».Начало рукописи до слов: «Следует возвращение в недра семейства моих хозяев» не связано непосредственно с «Изложением…» и носит характер обращения к корреспонденту, которому адресована вся рукопись, все воспоминания о годах жизни «в людях». Исходя из фактов биографии, следует предположить, что это обращение к О.Ю.Каминской, которая послужила прототипом героини позднейшего рассказа «О первой любви».Печатается впервые по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.

Максим Горький

Биографии и Мемуары / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия