Тард (
Тереза. Ну, а у меня, по-твоему, счастливый вид?
Тард. У тебя? Ох, ты такая странная. Я уже давно не пытаюсь понять, когда ты довольна, а когда нет.
Тереза. Как ты думаешь, папа, если бы я ехала сюда с намерением быть счастливой, заставила бы я тебя приехать со мной?
Тард. Разве тебя не могло потянуть к радостям в кругу семьи, как других женщин, доченька?
Тереза. Не прикидывайся дурачком. Ты не так глуп. Тебя не удивляет, что я захотела взять тебя с собой? Когда, выпив на ночь последнюю рюмку коньяку, ты ложишься в свою постель с балдахином, ты не задаешь себе никаких вопросов?
Тард. Ты ведь знаешь, я не любопытен... Ты хотела, чтобы я приехал, - я приехал. И вообще, после ужина я засыпаю в два счета.
Тереза. И тебя но удивляет, что я подстрекала тебя к развязным выходкам и непристойностям?
Тард. Минутку, минутку... Не надо преувеличивать. Я не совершал никаких непристойностей.
Тереза. Совершал, папа. А мне хотелось кричать, и я до крови кусала себе губы, чтобы не расплакаться.
Тард. Черт возьми! Так почему ты мне не сказала, малышка... Знаешь, когда я в ударе, меня заносит... заносит... Я не отдаю себе отчета...
Тереза (
Тард (
Тереза. Ну.
Тард. Что бы сказал твой жених, если бы меня вырвало на его ковры?
Тереза. Наверное, ты, а заодно и я, твоя дочь, которая подзуживала тебя, да еще при этом хохотала, стали бы ему так противны, что он вышвырнул бы нас вон.
Тард. Ты этого добивалась? О ужас! Но ведь тогда свадьбе не бывать?
Тереза. Еще бы.
Тард (
Тереза (
Тард (
Тереза. Ты считаешь меня гордячкой?
Тард. По материнской линии вся твоя родня жалкие козявки, но в Тардах сидит неукротимая гордыня. Это ты унаследовала от меня, дочурка...
Тереза. Какое было бы счастье, папа, если бы все объяснялось только гордыней.
Тард. А что же это такое, если не гордыня? Какое еще чувство может проявляться так бурно по отношению к человеку, которого не любишь?
Тереза. Откуда ты взял, что я его не люблю?
Тард. Ты что же, думаешь, если бы ты его любила, тебе хотелось бы вселить в него отвращение к нам обоим, и ты заставляла бы родного отца блевать на его ковры?
Тереза. И однако я люблю его, папа.
Тард. Нет-нет. Никогда не поверю. Я тоже любил, дитя мое. Нет, не твою мать, а позднее, другую женщину. Ты теперь взрослая, я могу тебе в этом признаться. Это была арфистка, она некоторое время играла в нашем оркестре. Высокая, стройная... а шику в ней было... Но я тебе клянусь, что подобные бредни никогда не пришли бы мне в голову... Хотя в известном смысле я по натуре более страстный, чем ты...
Тереза (
Тард. Бунт? Какой еще бунт? Объяснись, Христа ради! Ты толкуешь мне сейчас о чем-то очень важном, но делаешь это так, чтобы я ничего понять не мог. Против кого ты бунтуешь? Послушай, дитя мое, растолкуй мне все без дураков. Я ведь знаю, что за народ влюбленные...
Тереза. Против него и против всего, что здесь на него похоже...
Тард. На него похоже? А что же это на него похоже?
Тереза. Его дом - он нарочно встречает тебя вначале так безмятежно и приветливо, чтобы потом ты острее почувствовала: этот дом не для таких, как ты. Вся мебель в доме гонит меня прочь. Когда я прохожу через гостиную одна, я бегу бегом. Каждое кресло попрекает меня за то, что я хочу втереться сюда. И все эти старые дамы на портретах!
Тард. А что, очень благородные дамы, черт возьми!
Тереза. У меня в комнате тоже висят такие портреты. И я каждый вечер прогуливаюсь перед ними в чем мать родила.
Тард. Глупое ребячество, но, впрочем, вполне безобидное.