Пьесы. Том 2

Кошон. Мы об этом не забывали ни на минуту. Но зря они выкрикивали оскорбления по нашему адресу и стучали в двери прикладами, чтобы напомнить о своем присутствии; мы все равно спорили целых девять месяцев, прежде чем выдать вам Жанну. Целых девять месяцев, чтобы вынудить сказать «да» брошенную всеми несчастную девочку. И зря потом будут величать нас варварами, уверен, что при всех своих высоких принципах людям из любого лагеря придется изучать науку изворотливости.

Варвик. Верно, целых девять месяцев. Этот процесс - настоящие роды! Наша пресветлая матерь церковь не склонна спешить, когда ее просят разродиться хотя бы маленькой политической акцией. Слава богу, кошмар уже позади! И мать и дитя чувствуют себя превосходно!

Кошон. Я много размышлял обо всем этом, ваша светлость. Нас заботит исключительно здоровье матери, как вы изволили выразиться, и мы с чистым сердцем пожертвовали ребенком, когда, как нам казалось, уразумели, что иного выхода нет. Со дня ареста Жанны бог замолк. Ни она, что бы она ни говорила, ни тем паче мы не слышали его голоса. И мы, мы продолжали действовать по давно установленной рутине; и первым делом надо было защитить старое здание, это великое и разумное творение рук человеческих, ибо, в сущности, ничего другого и не остается в пустыне в те дни, когда бог отвращает от нас свой лик... В наших семинариях нас с пятнадцати лет учили, как защищать это здание. И у Жанны, не имевшей нашей солидной подготовки, уверен, тоже были сомнения, но она, покинутая людьми и богом, стряхивала с себя мгновенную слабость и, стряхнув, продолжала свое дело вплоть до костра; в ней странным образом сочетались уничижение и дерзость, величие и благоразумие. Мы не могли понять этого тогда, мы жались к материнской юбке, закрывая ладонями глаза, мы, старики, вели себя, как малые дети; но именно человек, который продолжает высоко держать голову, вопреки своему одиночеству, когда умолкает глас божий - пусть он в крайности, пусть сведен до положения жалкой твари, - только тот человек, только он велик по-настоящему. Велик и одинок.

Варвик. Да, безусловно. Но мы - политики, мы обязаны подавлять в себе желание слишком много размышлять об этом величии одинокого человека. И, как нарочно, именно такие чаще всего попадаются среди тех, кого мы посылаем на расстрел.

Кошон (отвечает не сразу, голос его звучит глухо). Иной раз, желая себя утешить, я думаю: как все-таки прекрасны эти старики священники, которых оскорблял каждый ее дерзкий ответ и которые все же в течение девяти месяцев пытались под дамокловым мечом не совершить непоправимого...

Варвик. Только без громких слов!.. В политике нет ничего непоправимого. Я же вам говорю, в свое время мы воздвигнем ей в Лондоне превосходную статую... (Продолжая разговаривать, оборачивается к шинонцам, которые, заняв всю сценическую площадку, создают с помощью имеющихся под рукой средств декорацию одного из покоев дворца.) Но давайте, монсеньер, послушаем лучше Шинон. Я лично глубоко презираю трусишку Карла, однако этот персонаж меня всегда забавлял.

Карл в сопровождении обеих королев и Агнессы, Сорель. Вокруг него реют три вуали, спускающиеся с шапочек.

Агнесса. Но, Карл, это же немыслимо! Неужели же ты допустишь, чтобы на балу я появилась одетая бог знает как! Твоя любовница - и в головном уборе по прошлогодней моде. Ведь это же просто скандал!

Молодая королева (подступает к нему с другой стороны). А твоя королева, Карл! Королева Франции! Подумай, что скажут люди!

Карл (опускается на трон, продолжая играть в бильбоке). Скажут, что у короля Франции нет ни гроша. И правильно скажут.

Молодая королева. Я так и слышу, что будут болтать при английском дворе! Супруга Бедфорда, супруга Глостера, я не говорю уж о любовнице кардинала Винчестерского! Вот кто действительно прекрасно одевается!

Агнесса. А знаешь ли ты, Карл, что наши головные уборы попадают к ним раньше, чем к нам? Ведь умеют одеваться только в Бурже, это всем известно. Посмотрела бы я, в каких туалетах они щеголяли бы, если б не посылали своих людей скупать наши последние модели, чтобы их скопировать. В конце концов, ты все-таки король Франции! Как же ты можешь это терпеть?

Карл. Во-первых, я не король Франции. Я сам пустил такой слух, а это разница... Во-вторых, единственное, что мне удается продавать англичанам, - это предметы роскоши. Буржские моды да наша кухня - вот что хоть как-то еще поддерживает наш престиж за рубежом.