Петербург 2018. Дети закрытого города

– Я их боюсь. – Март скривил рот. – Знаешь, как я боюсь этих ваших новых людей? Так в детстве буку из-под кровати не боялся. Они как люди, у них по две руки, по две ноги, и голов лишних не растет, но при всем при том они не люди. Нелюди. Знаешь, я один раз задержался на улице до ночи. Думал, ну что тут такого? Ходил, гулял. И тут из темноты на меня полезло: собака – не собака, но на четырех лапах. Ростом мне по плечо. И несет от нее… мертвечиной несет, брюхо разодрано, но идет ко мне. И грохот такой, грохот, как будто ржавые железяки друг о друга бьются. Веришь или нет, я чуть на месте не помер, хотя в жизни всякое видел. Я просто хочу выжить. Но если я хочу выжить, нужно смотреть страху в лицо, так ведь?

– Что ты несешь, – начал было Антон, но тот лишь отмахнулся.

– Ты вырос среди них, ты можешь отличать их от людей, а это уже очень важно. Равенство и братство? Вот уж ерунда. Говоришь, военные ловят этих чудищ по ночам? Думаешь, переловят всех, да? Слушай, это все не о том. Я хочу встать на одну ступеньку с ними. Я хочу сравняться. Понял? Не стать сильнее, просто стать равным, это же наказуемо?

Он помедлил, как будто ждал ответа, хотя на самом деле – Антон видел – никакой ответ ему не был нужен. Все ответы уже нашлись. Март задумчиво пожевал, отвернувшись в угол. В выпуклом экране телевизора плясал бледный оранжевый огонек.

– Я тут кое-что привез собой.

Март поднялся, отчего огонек свечи затрепетал в предсмертных судорогах, потянулся к столу, на котором – даже в полумраке было видно – стояли три разномастные чашки, и взял какой-то плоский прямоугольный предмет.

Антон смог его рассмотреть на его ладони, но как только попробовал дотронуться, Март отдернул руку. Это была обычная зажигалка. То есть, не совсем обычная – серьезная, металлическая с выгравированным змеем в центре, но вместе с тем в ней не было ничего такого, за чем стоило бы тащиться поздно вечером в другой край города.

– Это вещь того парня, которого я пристрелил. Думал, что пристрелил.

Антон рассмотрел запекшиеся темные пятна на языке змея и на тонком хвосте.

– Что…

– Это я его убил. Но он умер мгновенно, не больно. И он меня простил.

Они смотрели друг на друга сквозь полумрак, и глаза у Марта были такие же, как у выгравированного змея. В них, кажется, тоже запеклась кровь.

– Это он тебе сказал? – посмеялся Антон, надеясь хоть немного разогнать повисшую над ними холодную тишину.

Уголок рта у Марта дернулся.

– Он. И теперь я знаю, как спрашивать. Мы можем узнать, кто убил ту девочку.

…Вдвоем они сидели на полу и молча разглядывали серые ленты. На них не оказалось крови, а пятна, которые нашлись у самого края, больше походили на пот или жир – прозрачные, без запаха.

– Не нужно, – сказал вдруг Антон и бессильно опустил руки на колени. На самом деле у него давно болели глаза, ныла спина, и скручивало желудок, но самая большая проблема была даже не в этом. – Подумаешь, пугало. Может, она и правда была сумасшедшая. Мало ли чокнутых. Нам же сказали не лезть в это дело.

Март хмуро глянул на него:

– И что? Новые люди будут выживать нас из города, а ты продолжишь сделать вид, что ничего не случилось?

– Брось. Кого они выживают? Девочка покончила с собой…

– Пугало! Пугало ее убило.

Антон хотел сказать что-то еще, но только вздохнул. В голове собралось великое множество аргументов и просто здравых мыслей, но вряд ли хоть одно сможет пробить бетонную стену Марта. «Пугало, пугало». Начинал ныть затылок.

– Я в этом не участвую, – буркнул Антон, рывком поднимаясь на ноги.

Март смотрел недоуменно, так, что было вообще неясно, расслышал он или нет, но Антон повторять не собирался. Только снова пребольно врезался коленом в тумбочку. Там что-то бряцнуло.

Ручка двери нашлась удивительно быстро. На лестничной клетке было хоть и сумрачно, но гораздо светлее, чем в квартире. Почему-то совершенно не обращая внимания на лифт, Антон сбежал вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки.

На улице он снова зашел в телефонную будку и набрал номер дежурного, чтобы сказать, что тревога отменяется и вообще пропавший коллега отыскался живым и здоровым, разве что немного повредившимся разумом. Но не успел рассказать всего, заготовленного наперед. Его огорошили таким заявлением, что Антону не захотелось ничего отвечать.

Он просто сел в служебную машину и направился снова в центр города, к проспекту Рождественского.

* * *

Вету разбудил отчаянный перезвон. Она резко села на кровати и с полминуты не могла понять, что происходит. Реальность перемешалась со страшным сном, и она рассматривала темное небо за окном, пытаясь разглядеть в нем огненные полосы и вражеские самолеты.

Звон замер, сорвался на самой высокой ноте, и она наконец сообразила, что это всего-навсего дверной звонок. Накинув на плечи халат, чтобы сразу не продрогнуть в осенней ночи, она поплелась в прихожую.

Мама всегда учила спрашивать, прежде чем открывать. Хотя это было глупо: в городе у Веты не образовалось ни одного такого знакомого, которому она доверяла бы настолько, чтобы открыть дверь ночью. Но получилось само собой.