Петербург аномальный

Участок Обводного канала от Боровского моста до устья Волковки в Петербурге издавна считается местом нехорошим, даже проклятым. А началось всё зимой 1923 года. Во время прокладки теплотрассы в районе нынешнего автовокзала рабочие глубоко под землёй наткнулись на некое каменное сооружение — гранитные плиты, расположенные в виде круга. Поверхность их была испещрена непонятными надписями и знаками, а под центральной плитой обнаружились истлевшие человеческие кости. Прибывший на место находки археолог Гвоздицкий был потрясён. После беглого осмотра он вынес приговор: находка уникальна, поскольку является прекрасно сохранившимся капищем, или захоронением, относящимся к XI-XII вв. и имеющим, скорее всего, скандинавское происхождение... В итоге судьба уникальной находки оказалась печальной. Ломовые извозчики отвезли гранитные плиты в камнерезальную артель для мостовых «Свободный труд», где из них напилили поребрики для мостовых Лиговского проспекта. Человеческие останки сложили в несколько мешков и вывезли на свалку.

.

Тёмные воды смерти

В полдень 12 апреля того же года с Боровского моста в Обводный канал бросилась прачка. С этого момента Боровский, Новокаменный, Предтеченские мосты и железнодорожный виадук близ Волковки стали излюбленным местом городских самоубийц... Пик самоубийств пришёлся на осень 1923 года. Милиция была вынуждена выставить на мосту и виадуке посты, чтобы всеми мерами препятствовать попыткам граждан преждевременно свести счёты с жизнью. Тем не менее, в том году воды Обводного канала навсегда сомкнулись над головами 89 человек. Спасти удалось лишь одного... Мясопатамскому повезло — вместо глубины он угодил на мелководье, где и сидел с отбитыми ягодицами, пока его не вытащили пожарные.

Рис. 26. Обводный канал, окрестности.

Неудавшегося самоубийцу отвезли в приёмный покой городской барачной больницы (Боткинские бараки), оказали необходимую помощь, после чего им занялся известный психиатр Ефимсон. О чём беседовал врач с пациентом, осталось тайной, но то, что случай неудавшегося суицида был явно неординарным, это факт. В таком виде, как после долгой беседы с Мясопатамским, коллеги никогда не замечали светоча психиатрии. В крайне возбуждённом состоянии Ефимсон метался по больнице, бормоча одну и ту же фразу: «Этого не может быть! А впрочем, кто знает...»

С 1924 года самоубийства на Обводном резко сократились... В 1933 году канал вновь захлестнула эпидемия суицида, и опять на том же участке — от Боровского моста до железнодорожного виадука. 107 случаев самоубийств было запротоколировано 28-м отделением милиции, на территории которого находился этот участок. Между тем Ефимсон внимательно наблюдал в психиатрическом отделении выловленных из канала новых пациентов. А всё свободное время доктор проводил в архивах, разыскивая документы, в которых содержались бы сведения о каких-либо таинственных происшествиях, связанных с районом Обводного канала и речкой Волковкой. Поиски привели его к археологу Гвоздицкому. Их встреча состоялась незадолго до войны. Гвоздицкий рассказал о находке 1923 года и даже показал ряд рисунков, надписей и знаков с каменных плит, воспроизведённых по памяти. Выходило следующее: обнаруженные плиты представляли собой ритуальное капище. Первоначальная датировка оказалась неверной. «Тут я маху дал», — искренне сокрушался археолог. Отдельные из высеченных на плитах каббалистических символов появились в Европе не ранее конца XIII — начала XVI века. Расшифровать надписи не удалось, так как язык, на котором они были выполнены, являл дикую смесь древнееврейского и латыни. По мнению специалистов, надписи могли быть каким-то пророчеством или заклятием, на что указывало как наличие символов, так и расположение плит. «Впрочем, всё это весьма гипотетично, — в конце беседы заключил Гвоздицкий. — Истина, к сожалению, уничтожена вместе с камнями».