«Посетители этой кондитерской большею частию немцы. Они собираются сюда со всего Вознесенского проспекта – все хозяева различных заведений: слесаря, булочники, красильщики, шляпные мастера, седельники – все люди патриархальные в немецком смысле слова. У Миллера вообще наблюдалась патриархальность. Часто хозяин подходил к знакомым гостям и садился вместе с ними за стол, причем осушалось известное количество пунша. Собаки и маленькие дети хозяина тоже выходили иногда к посетителям, и посетители ласкали детей и собак. Все были между собою знакомы, и все взаимно уважали друг друга. И когда гости углублялись в чтение немецких газет, за дверью, в квартире хозяина, трещал августин, наигрываемый на дребезжащих фортепьянах старшей хозяйской дочкой, белокуренькой немочкой в локонах, очень похожей на белую мышку. Вальс принимался с удовольствием». Здесь умер Азорка, собака старика Смита – дедушки Нелли из «Униженных и оскорбленных». Неподалеку отсюда, под забором строящегося дома в переулке упал обессиленным и умер сам Смит.
Здесь же, по всей видимости, находились и номера Бакалеева, где остановились по приезде в Петербург мать и сестра Раскольникова. «Приискал им на первый случай квартиру», – сообщил Раскольникову Лужин при их первой встрече. А Разумихин добавил: «Это на Вознесенском, там два этажа под нумерами; купец Юшин содержит… Скверность ужаснейшая: грязь, вонь, да и подозрительное место; шутки случались; да и черт знает кто не живет!.. Дешево впрочем».
Санитарный врач Спасской части описывал подобные «нумера» так: «Гостиницы занимают обширные помещения в 10–15 комнат, расположенных в одном или двух этажах. Из всех гостиниц только две по праву носят название гостиниц для приезжающих, остальные можно назвать гостиницами для заезжающих, так как в них мало кто останавливается на более или менее продолжительное время, а большею частью занимают на несколько часов. Все эти заведения устроены по одному общему типу. В них есть буфетная комната, где стоят покрытые белыми скатертями с при борами столы, затем, одно или два больших зала, более или менее роскошно отделанных, кроме того имеются отдельные кабинеты для посетителей. Для приезжающих в гостиницах отведено 30–40 нумеров, в которых стоят двухспальные, всегда застланные постели, стол, комод, диван и несколько стульев. В некоторых гостиницах эти нумера полусветлые и узкие».
Местом, где жила Сонечка и остановился Свидригайлов, многие считают дом на углу канала Грибоедова и Казначейской улицы у Вознесенского моста.
Один фасад этого дома выходит на набережную, другой под тупым углом – на Казначейскую. До 1970-х годов, когда дом прошел капитальный ремонт, он имел три этажа (сейчас – четыре) и был окрашен в светло-зеленый цвет. Теперь дом покрасили желтой краской.
«Дойдя до своего дома, Соня повернула в ворота… Войдя во двор, она взяла вправо, в угол, где была лестница в ее квартиру… Она прошла в третий этаж, повернула в галерею и позвонила в девятый нумер, на дверях которого было написано мелом: „Капернаумов портной“. Рядом, «шагах в шести», на той же площадке, у мадам Ресслих остановился Свидригайлов.
В крошечной передней «в искривленном медном подсвечнике, стояла свеча… Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что его, при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был уже слишком безобразно тупой. Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели… Желтоватые, обшмыганные и истасканные обои почернели по всем углам… Бедность была видимая».