Петербург - нуар. Рассказы

Потом сел на пластиковую скамью и сочинил короткую историю о человеке, который любит людей, но не любит себя.

Спустя двенадцать часов он вернулся домой. Вечером того же дня приехала жена, — писатель поймал себя на том, что искренне рад ее видеть.

Рубаху пришлось выбросить: кровь не отстирывается.

Анна Соловей БЫСТРОЕ ТЕЧЕНИЕ

Коломна

— Я не к смерти готовлюсь… эту дуру пластмассовую тоже в помойку, разве маленькой девочке подарить, но таких в округе не водится… тряпки из шкафа в мешок и утопить… не к смерти я готовлюсь, на это бы времени жаль. Я переезжаю. Очень скоро. Куда — не знаю пока, но на месте не дело сидеть. Что все на месте сидеть? И не смотрите на меня так со стенки, лишь бы смотреть… кстати, что с этими фотографиями, убить надо того, кто фотографии придумал… На диване еще одна простыня, последняя, остальные сложены стопочкой аккуратно. Я переезжаю, мне не нужно сейчас ничего, когда нету, так и не нужно. Чайник есть и стакан — пей!

И дышать стало лучше, раньше от любви как задыхалась, вот и не переезжала — все от любви. Сколько ночей боролись, он всегда побеждал, наваливался скользким тяжелым телом, туманом своим сырым, сердце удушьем так сдавливал, чтоб не билось, — дыхание почти на нуле, и пока не размажусь до белесого облака под его тушей, не останавливался любить… и всегда говорил: «За то люблю, что хочешь умереть…» А кто скажет, что он прохладен и юн и глаза его цвета волны, — никогда не бились с ним в постели. Он всегда побеждал, этот город — Петра творенье, душил объятьями, и я наполнялась к утру до краев смертельным ядом его семени.

По утрам, когда я шла на Театральную, через Крюков канал, он проявлялся постепенно, как видение, пронзая серый туман куполами Никольского собора небесной красы. Делал вид, что мы незнакомы, и лишь воздухом дрожащим щекотал, флиртуя со всеми сразу — продажный щенок! Будто это инея носила в чреве всех его несметных ребят — зародышей, как будто не я кашляла зимами, выплюнуть их пытаясь. Проходила по мостику бессчетное число раз, и каждый раз замирала от восхищения, забывала все темное, только голубым упивалась.