Петербург - нуар. Рассказы

Основное время он проводил в этой малеготовой мастерской, по театральной описи имущества, движимого и недвижимого, она так и называлась «макетная». А прочее время он делил между тремя ресторанами Всероссийского театрального общества. Тем, что наверху, — парадным, тем, что в подвале, и третьим, который был просто маленькое кафе-буфет.

«Европейскую» он не любил. Не потому, что туда ходили наши корсары, а потому, что туда ходили его загадочные работодатели, особенно в последние годы. Тонкие, изящные коллекционеры, которые заказывали ему уникальные макеты знаменитых битв.

С солдатиками всех видов и с техникой. Все это один к двадцати.

Иногда и мельче. И платили по тем временам больше, чем просто много.

Это его почему-то нервировало.

Наверное, он стал бы алкашом, но не успел.

Может, я бы его и бросила, я вообще была легкомысленная.

Но и бросить не успела.

Он часто дрался спьяну. И однажды его убили в драке.

Глупо, случайно. Отрыв селезенки.

Хлоп… и нету пацана. Еще до всей этой Большой Стрельбы.

Так я думала целых двадцать лет.

И дальше думала бы.

Если б не этот разговор с Мишей.

Когда это случилось, из всей нашей компашки только он, Бакалейщиков, уже был женат на финке, и уже жил типа там, и мотался сюда с той стороны.

И было так очевидно, что он это все и устроил.

Этот суперзаказ, на суперфальшак, за супербабки.

Он и сдал Кита. Больше некому.

А сдавать — это…

Это было очень принято в корсарской среде.

Вообще, сдавать своих — это принято в любой уголовной среде, еще начиная с настоящего Джона Сильвера…

Ветер воет, море злится
Мы, корсары, не сдаем…

Пиздеж, большой пиздеж… Сдаем, да еще как сдаем…

Вот я и придумала Бакалейщикову такую сложную казнь, именно с этой крышей.

Решила, что Бог нас рассудит. Что это немного даже и дуэль.

Я считаю — дуэль, потому что это чудо, что он такой раскоординированный оказался. Не схватил меня в последний момент и не утащил за собой.

Хотя он, по-любому, схватил меня и утащил за собой. Я теперь как и он — убийца и предатель. Я увеличила в мире зло…

Кита все равно не вернуть. А Миша, конечно, не думал, что Кит для меня такой важный человек. Миша думал, что самый главный мэн в моей жизни — это все-таки он. Но уж точно не Кит, который вообще по корсарским понятиям был лузер… И для художников он тоже был лузер, недоучка, ремесленник…

Никто из них так и не понял, что Кит был мой Призрак Оперы Навсегда.

И нет смысла рассказывать эту историю Лехе Саксофону,

Он никогда не знал ни Кита, ни Мишу Бакалейщикова. Ему двадцать пять, и его мучают то Кира, то Лера…

Мы сидели на скамейке и смотрели на Пушкина. Вокруг порхали мелкие птицы и флаеры нашей группы «АНЮТА И АНГЕЛЫ».

Человек Из Прошлого был мертв.

Женщина С Прошлым крутила косяк.

Не богарть этот джойнт, парень.
Он сгорел до конца…
Ты лучше сверни себе новый…
Точно такой же, как тот…

Питер, 2011

Часть III БЕГСТВО ОТ ПРИЗРАКОВ

Антон Чиж ЩЕЛКУНЧИК

Сенная площадь

Белая ночь растеклась в раннее утро. Свинцовые тучи, накопив июньский дождь, зависли над Петербургом плотным саваном, грозя прорваться потопом. Серый мрак смешал дома и крыши, пустые улицы и одиноких прохожих. Ветер стих, но зябкий, не летний холод пробирал ознобом. Носились неясные шорохи, словно стук коготков по жести. В легком тумане над каналом Грибоедова виднелся дом грязно-бордового окраса. Лепнина декора отваливалась ломтями, а куски водосточных труб соединяли подтеки ржавчины. Дом требовал ремонта. Вместо него повесили вывеску «Отель "У Достоевского"». Мрачный классик русской литературы к этому строению отношения не имел, но туристам название нравилось. Ничем иным отель не выделялся из десятка подобных ночлегов вокруг Сенной площади.

На набережную канала выскочила черная машина с шашечками такси, протиснулась сквозь припаркованные как попало автомобили и с визгом затормозила под нависающей буквой «У». Водитель затребовал сто долларов. Ему вежливо напомнили, что договор шел о сумме вполовину меньше. Он стоял на своем, пока не получил зеленую бумажку. Но поднести вещи отказался, заявив, что это не его работа. Обдав засохшей пылью, такси скрылось в тумане. На тротуаре осталась молодая женщина с рюкзаком и огромным чемоданом, к которому тут же пристроилась девчушка лет двенадцати, собираясь спать на ходу.

Женщина посмотрела по сторонам. Набережную, ближайшие перекрестки и видимый кусок Сенной площади изучала так внимательно, как будто сверяла с картой. Разбудив сонного ребенка, закинула на плечо рюкзак, подхватила чемодан и с легкостью одолела ступеньки.