Петербург Пушкина

Перед Казанским собором, на площади, окаймленной великолепными колоннадами, возвышаются и ныне два памятника, посвященные героям Отечественной войны 1812 года: направо от собора — Кутузову, налево Барклаю-де-Толли. Скульптор Орловский придал статуям полководцев величественный и торжественный облик. В Казанском соборе покоится прах великого полководца, гениального русского стратега Михаила Илларионовича Кутузова. Пушкин, после посещения его могилы, писал:

Перед гробницею святой
Стою с поникшею главой…
Все спит кругом; одни лампады
Во мраке храма золотят
Столбов гранитные громады
И их знамен нависший ряд.

И поэт обращается к вождю народной войны:

В твоем гробу восторг живет!
Он русский глас нам издает;
Он нам твердит о той године,
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал — и спас…[64]

Пушкин считал Александра I лишь «нечаянно пригретым славой».[65] Честь победы поэт связывал с именем Кутузова.

В Зимнем дворце, в одном из лучших залов, после войны 1812 года была устроена галерея из портретов военных деятелей Отечественной войны 1812 года.

Над каждой группой портретов — лепной лавровый венок, в центре которого — наименование того места, где русские одержали победу. Портрет Кутузова, изображенного во весь рост, окружают поясные портреты генералов: Багратиона, Дохтурова, Ермолова, Дениса Давыдова, Александра Тучкова… По обеим сторонам портрета Барклая-де-Толли (также изображенного во весь рост) — поясные портреты Коновницына, Дорохова, Н. Н. Раевского и С. Г. Волконского (впоследствии декабриста)…

Этот памятник, посвященный великой године, несколько позднее, в стихотворении «Полководец», описал Пушкин, недаром заслуживший название поэта 1812 года.

У русского царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию свободной и широкой
Ее разрисовал художник быстроокой.

Поэт всматривается в эти «лица, полные воинственной отваги»:

Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года.
Нередко медленно меж ими я брожу
И на знакомые их образы гляжу.
И, мнится, слышу их воинственные клики,
Из них уж многих нет; другие, коих лики
Еще так молоды на ярком полотне,
Уже состарились и никнут в тишине
Главою лавровой…

Лишь этот зал из всего Зимнего дворца отметил в своем творчестве Пушкин.

Осенью 1831 года Пушкины переехали в Петербург — на этот раз в центр города, сперва на Вознесенский проспект, где прожили несколько дней, а затем на Галерную. На письмах Пушкина к жене появилась надпись: «М. Г. Наталии Николаевне Пушкиной в Галерной, в доме Брискорн». Это был один из тех доходных домов, которые так невзлюбил поэт. Высокий фасад в четыре этажа, не считая подвального, с длинными рядами окон, лишь в бельэтаже оттененных наличниками, — дом, лишенный всяких украшений.

Как родители поэта постоянно меняли свои квартиры в Москве, так Пушкин менял их в Петербурге.[66]

По переезде в столицу поэт оказался вовлеченным в круговорот светской жизни. Наталия Николаевна, прославленная красавица, приглянулась царю. Пушкин писал в дневнике 1 января 1834 года:

«Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове».[67]

Эта царская «милость» глубоко оскорбила Пушкина. Он писал жене о том чувстве унижения, которое испытал, получив этот придворный чин. Письмо было перлюстрировано, и его содержание сообщено царю. Пушкин записал в дневнике: