— Эй, малый! Коли вперед вздумаешь красть, то бери рыбу покороче или надевай фартук подлиннее.
До поступления к герцогу Бирону шут Кульковский был очень беден. Однажды ночью забрались к нему воры и начали заниматься приличным званию их мастерством.
Проснувшись от шума и позевывая, Кульковский сказал им, нимало не сердясь:
— Не знаю, братцы, что вы можете найти здесь в потемках, когда я и днем почти ничего не нахожу.
Профессор элоквенции Василий Кириллович Тредиаковский также показывал свои стихи Кульковскому. Однажды он поймал его во дворце и, от скуки, предложил прочесть целую песнь из одной «Тилемахиды».
— Которые тебе, Кульковский, из стихов больше нравятся? — спросил он, окончив чтение.
— Те, которых ты еще не читал! — отвечал Кульковский.
Однажды Бирон спросил Кульковского:
— Что думают обо мне россияне?
— Вас, Ваша Светлость, — отвечал он, — одни считают Богом, другие сатаною и никто — человеком.
Полное и обстоятельное собрание подлинных исторических, любопытных, забавных и нравоучительных анекдотов четырех увеселительных шутов Балакирева, Д’Акосты, Педрилло и Кульковского. Спб., 1869.
Однажды, в Царском Селе, Екатерина И, проснувшись ранее обыкновенного, вышла на дворцовую галерею подышать свежим воздухом и увидела у подъезда нескольких придворных служителей, которые поспешно нагружали телегу казенными съестными припасами. Императрица долго смотрела на эту работу, незамечаемая служителями, наконец крикнула, чтобы кто-нибудь из них подошел к ней. Воры оторопели и не знали, что делать. Императрица повторила зов, и тогда один из служителей явился к ней в величайшем смущении и страхе.
— Что вы делаете? — спросила Екатерина. — Вы, кажется, нагружаете вашу телегу казенными припасами?
— Виноваты, Ваше Величество, — отвечал служитель, падая ей в ноги.
— Чтоб это было в последний раз, — сказала императрица, — а теперь уезжайте скорее, иначе вас увидит обер-гоф-маршал и вам жестоко достанется от него.
В царствование Екатерины I Сенат положил решение, которое императрица подписала. Этот подписанный приказ перешел от генерал-прокурора к обер-прокурору, от этого к обер-секретарю, от этого к секретарю, и, таким образом, он попал в экспедицию.
В тот день в экспедиции бьш дежурным какой-то приказный подьячий. Когда он остался один, то послал сторожа за вином и напился пьяным.
При чтении бумаг попалось ему в руки подписанное императрицей решение. Когда он прочел «быть по сему», сказал:
— Врешь, не быть по сему.
Взял перо и исписал всю страницу этими словами: «Врешь, не быть по сему» — и лег спать.
На другое утро он пошел домой, в экспедиции нашли эту бумагу и обмерли от страха.
Поехали к генерал-прокурору князю Вяземскому. С этой бумагой он поехал к императрице и бросился ей в ноги.
— Что такое? — спросила она.
— У нас несчастье, — сказал Вяземский, — пьяный дежурный испортил ваш приказ.
— Ну что ж, — сказала государыня, — я напишу другой, но я вижу в этом перст Божий; должно быть, мы решили неправильно. Пересмотрите дело.
Пересмотрели дело, и оказалось: действительно, оное решение было неправильно.
— Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом, — говорила Екатерина II какому-то генералу.
— Разница большая, — отвечал он, — сейчас доложу Вашему Величеству. Вот изволите видеть: пушка сама по себе, а единорог сам по себе.
— А, теперь понимаю, — сказала императрица.
Д. П. Трощинский, бывший правитель канцелярии графа Безбородко, отличный, умный чиновник, но тогда еще бедный, во время болезни своего начальника удостаивался чести ходить с докладными бумагами к императрице.
Екатерина, видя его способности и довольная постоянным его усердием к службе, однажды по окончании доклада сказала ему:
— Я довольна вашею службою и хотела бы сделать вам что-нибудь приятное; но чтобы мне не ошибиться в этом, скажите, пожалуйста, чего бы вы желали?
Обрадованный таким вниманием монархини, Трощинский отвечал с некоторым смущением:
— Ваше Величество, в Малороссии продается хутор, смежный с моим; мне хотелось бы его купить, да не на что; так если милость ваша будет…
— Очень рада, очень рада!.. А что за него просят?
— Шестнадцать тысяч, государыня.
Екатерина взяла лист белой бумаги, написала несколько строк, сложила и отдала ему. Восхищенный Трощинский пролепетал какую-то благодарность, поклонился и вышел. Но, вышедши, развернул бумагу и к величайшему изумлению своему прочитал: «Купить в Малороссии такой-то хутор в собственность г. Трощинского и присоединить к нему триста душ из казенных смежных крестьян». Пораженный такой нечаянностью и, так сказать, одурелый Трощинский без доклада толкнулся в двери к Екатерине.
— Ваше Величество, это чересчур много; мне неприличны такие награды, какими вы удостаиваете своих приближенных. Что скажут Орловы, Зубовы?..