Одно из характерных для императора Павла I повелений от 19 ноября 1796 года: «Его Императорским Величеством замечено, кои одеты в немецкое платье, ходят в круглых шляпах и разнообразных шапках, а потому предписывает Управе Благочиния немедленно объявить в городе всем наистрожайше, чтоб кроме треугольных шляп и обыкновенных круглых шапок никаких других никто не носил, и потому смотреть наистрожайше за исполнением сего, и если кто в противном сему явится, тех тотчас брать под стражу…
…чтобы никто не имел за своими экипажами слуг, одетых в гусарские или под другим названием платье, кроме ливрей, каждому классу приличных. Никому ни под каким видом при экипажах верховых ординарцев не иметь. Обывательские кучера и форейторы, ровно и нанимаемые и сами ездившие извозчики шибкой езды и непристойностей не производили, а поступали поданным им билетам непременно…»
Императорскими указами запрещалось: «танцевать вальс», «носить дамам через плечо разноцветные ленты», «носить низкие большие пукли», «ношение синих женских сертуков с красными воротниками и белою юпкою».
Не осталась без внимания Павла Петровича и театральная сцена.
Один из высочайших указов, связанных с театром, гласил: «Его Императорское Величество с крайним негодованием усмотреть изволил во время последнего в Гатчине бывшего театрального представления, что некоторые из бывших зрителей, вопреки прежде уже отданных приказаний по сему предмету, начинали плескать руками, когда Его Величество одобрения своего объявить было неугодно, и напротив того, воздерживались от плескания, когда Его Величество своим примером показывал желание одобрить игру актеров; равно и то, что при дворе Его Величества женский пол не соблюдает того вида скромности и благопристойности, приличнаго женскому полу и званию, относит все такие упущения против предпочтения и нравственности духу своевольному и неблагодарному;…»
Далее этот императорский указ запрещал «…стучать тростьми, топать ногами, шикать, аплодировать во всем пении или действии и тем отнимать удовольствие у публики безвременным шумом».
Что ж, правила поведения в театре, конечно, нужны, и не следует в «храме искусства» топать ногами. Но царское ли это дело регламентировать поведение публики во время представления, когда только в сенате к началу воцарения Павла Петровича накопилось в производстве около 11 тысяч нерешенных дел?
По Санкт-Петербургу ходили слухи, что готовится императорский указ, определяющий, сколько раз в день могут питаться подданные Российской империи, сколько должно быть блюд за обедом и ужином, в зависимости от чина.
Современники замечали, что большинство решений Павла I были переменчивы. Не успевали высохнуть чернила на каком-нибудь указе, как следовала его отмена. Казалось, государь, следуя своему непредсказуемому характеру, все хотел сделать в стране сам и чтобы высочайшие распоряжения исполнялись немедленно, без всяких оговорок.
Злые языки стали судачить, будто многие решения император Павел принимает под влиянием различных предсказаний и пророчеств темных сил.
Пошли кривотолки и о его «незаконнорожденности», и о психическом заболевании, и о том, что он готовится отречься от престола и уйти безымянным странником то ли в «горы Китайские», то ли в Америку.
«Все на обмане здесь»
Часто действия Павла I вызывали негодование и озлобленность и у аристократов, и у простолюдинов.
Он мог себе позволить ударить тростью дворянина, отправить пешком в Сибирь в ссылку целое воинское подразделение или заставить светскую даму выйти из кареты в грязь по колено, чтобы поклониться ему. Не советуясь с приближенными, без всякой подготовки и значимого повода, Павел Петрович посылал в далекие боевые походы свои полки.
Новый император умел очень зло мстить фаворитам и соратникам Екатерины II. Спустя более тридцати лет после смерти своего отца Петра III он приказал организовать его перезахоронение. Останки царя, превратившиеся за долгие годы почти в скелет, были переложены в обитый золотом гроб.
Публичное ритуальное прощание с Петром III длилось 14 суток. Его гроб был установлен в Зимнем дворце, рядом с гробом Екатерины II. Затем тела императора и императрицы были перенесены в Петропавловскую крепость.
Павел I вызвал на траурную процессию всех участников заговора против Петра III и приказал им целовать сгнившие останки своего отца.
Возмущались непредсказуемостью русского царя и главы европейских стран. Почти все они надеялись на союз с Россией, на поддержку ее могучей армии. Но какой может быть союз со взбалмошным императором?
И на берегах Невы, и во многих европейских столицах на разных языках была произнесена одна и та же фраза: «Он обречен!..»
Павла I не раз предупреждали и о международном заговоре, и о заговоре внутри страны. В ответ на предупреждения император лишь грустно улыбался и каждый раз повторял непонятную фразу:
— Я знаю, все на обмане здесь… И даже печальный серебряный рыцарь не просигналит мне тревогу и не спасет меня…