Петербург. Тени прошлого

В то же время от новых рыночных отношений выигрывали не только профессиональные нарушители закона. Один молодой ученый, чемоданами возивший из-за границы компакт-диски для перепродажи, сумел таким образом заработать на покупку квартиры, а его отец смог раньше уйти на пенсию[927]. Торговлей «на сторону» занялись целые пласты населения[928]. Типичной можно назвать историю школьника, который вместе с двумя друзьями посредничал в торговле китайскими джинсами и быстро обнаружил, что отличным рынком для их сбыта служат удаленные пригороды Ленинграда:

Ближе к деревне лучше, в городе больше выбор, а, допустим, в ту же Гатчину из соседних деревень… Ну, конечно, видно деревенских, да? Ну, они другие совсем. Они приходят, и… То есть самый благодарный покупатель, если ты его не обманываешь, да? То есть реально люди приходили, там, по второму разу, там, по третьему: «Вот, хорошие штаны, носятся типа хорошо, да?» Я по выходным работал регулярно. Все лето иной раз я работал. Вот. Работал на двух работах – на молоке и на джинсах[929].

А в 2005 году автор опубликованных в сети мемуаров вспоминал:

Друг у меня со школы есть один, – так он спекулировал тогда валюткой на СП. По тем временам у него крутились тогда совершенно шальные, б-о-ольшие деньги:))) Вот забавное было время, просто смешное. У школьника 4–5 класса (…) так, чисто на мелкие расходы, в карманах гуляют суммы, эквивалентные нескольким месячным заработкам его родителей:))) Ералаш да и только [Якимов 2005].

Если для кого-то зарождение «дикого капитализма» означало внезапную потерю возможности приобрести товары базового ассортимента, другим этот процесс дал шанс позволить себе дорогие вещи[930].

По сравнению с тогдашними западными ценами стоимость импортных товаров была умеренной. В июле 1993 года широкоэкранный телевизор «Sony» стоил 3150 долларов, видеомагнитофон – 210 долларов, мужские ботинки американского производства – 30 долларов; оптовая цена на сливочное масло составляла 80 центов за килограмм, на сгущенное молоко – 15 центов за банку, пачка сигарет «Dunhill» стоила 70 центов, «Lucky Strike» – 55 центов[931]. Но при средней заработной плате в несколько десятков долларов между теми, кто имел доступ к твердой валюте (работал на новых совместных предприятиях или за рубежом, мог привезти на продажу импортные товары или рассчитывать на помощь родственников и друзей, живущих за границей), и теми, кто таких возможностей был лишен, образовалась настоящая пропасть[932]. «Новые русские» плутократы на одном конце системы и отчаявшиеся пенсионеры – на другом представляли собой диаметрально противоположные результаты рыночной либерализации, но анекдоты и слухи, ходившие в отношении первых, лишь маскировали сложность происходивших процессов[933].

Отборные товары и шопинг ради престижа

В конце 1990-х отношение местных начальников к импровизированным рынкам изменилось. Отряды милиции особого назначения (ОМОН) регулярно проводили рейды, разгоняя тех, кто торговал без разрешающих документов[934]. Городская администрация стала считать торговые пространства такого типа чем-то неприличным, высказывая довольно странное мнение, будто уличные рынки выглядят «не по-европейски»[935]. Ряды киосков у станций метро начали демонтировать. В 2007 году они исчезли в районе Финляндского вокзала и примерно в то же время – у станции метро «Удельная» (хотя гигантский блошиный рынок поблизости, где на одеялах с замызганными краями были разложены неработающие электроприборы и севшие от многочисленных стирок свитера из акриловой пряжи, продолжал функционировать)[936]. По большей части в городе остались только крытые рынки – продовольственные «базары». Здесь все выглядело примерно так же, как в советские времена, только фрукты теперь прибывали не с Кавказа или из Средней Азии, а из Турции или с Канарских островов[937].