Петербург. Тени прошлого

Далеко от больших городов,
Там, где нет дорогих бутиков,
Там другие люди живут,
О которых совсем не поют.

Не снимают про них сериалов,

Ведь они не в формате каналов,
И не пишет про них интернет,
Их совсем вроде как бы и нет.

Они молоды, но не студенты,

Ни «О’кея» не знают, ни «Ленты»,
В суши-барах они не бывают
И в соляриях не загорают.

У них нет дорогой гарнитуры,

Наплевать им на эмо-культуру,
Не сидят в Контактах, в онлайнах —
Они вкалывают на комбайнах.

Если сельский житель и был героем песни Растеряева, то ее целевой аудиторией он точно не был. Антигородская и антиглобалистская филиппика была с восторгом принята именно теми, кто посещал «дорогие бутики» и не отрывался от смартфонов.

Предсказуемым парадоксом стало то, что летом 2010 года видео с песней «Комбайнеры» получило вирусное распространение и прославило Растеряева среди интернет-поколений[1503]. Для его поклонников, как и для самого Растеряева, деревня была в лучшем случае местом временного проживания, а не альтернативным способом существования. Поразительным для британского наблюдателя было полное безразличие большинства дачников к окружающей среде: я никогда не встречала петербуржца, который бы любил наблюдать за птицами или увлекался ботаникой. Бытует шутка, что некий начитанный и очень интеллигентный литературовед однажды принял увиденный издалека коровий зад за сороку. Я встречала людей, которые удивлялись, узнав, что за городом водятся крысы. Отчасти это связано с широко распространенным презрением ко всему «любительскому» (то есть дилетантскому). Но это также продукт определенного мировоззрения. Сельская жизнь ценна возможностью получить альтернативный человеческий опыт. Рыбалка, а для кого-то и охота, возможно, традиционные занятия, но наблюдение за поведением животных – нет. И в любом случае в области все еще остались большие лесные массивы, где человеку пришлому главное – сохранить рассудок, а не восторгаться сохранившейся флорой и фауной[1504].

Присутствие в сельской местности многочисленных относительно благополучных и хорошо образованных временных гостей из города принесло свои проблемы, особенно на границах между курортными зонами, непосредственно окружающими Петербург, и собственно сельскохозяйственным поясом, который начинается на расстоянии примерно 70 километров от города. В известном рассказе А. П. Чехова ««Новая дача» между селянами и дачниками возникает конфликт: дачники недовольны тем, что скотина из деревни то и дело забредает к ним в сад, а селяне в свою очередь не понимают, зачем нужна земля, если ее не пахать и не сеять. Хотя подобные столкновения исчезли в результате внедрения промышленного животноводства (с середины XX века коровы и свиньи жили круглый год в условиях интенсивного выпаса), сельские жители по-прежнему были склонны считать дачников «богачами», а значит, своей законной добычей[1505]. После развала Советского Союза кражи стали для дачников настоящим бичом, и тем, кто уезжал на зиму из дачных домов, расположенных вблизи от бывших колхозов, приходилось прятать или брать с собой все, что могло оказаться привлекательным для воров: сюда входили не только телевизоры и компьютерное оборудование, но и ножи и вилки, которые высоко ценились, потому что, сдав их на металлолом, можно было уйти в запой[1506]. Оставлять свое жилье в городе пустым также было рискованно, поскольку на летний сезон приходился пик ограблений [Голубова 2005]. Однако ничто не могло остановить исход горожан, стремящихся покинуть шумный и пыльный город в поисках зелени, но по возможности не задерживаться в деревне надолго[1507].

Глава 9 Последний путь

Могилы Бунина, Набокова, Бродского, Виктора Некрасова, Довлатова, Романа Якобсона и тысяч других орудий великого русского языка мирно выкопаны на прекрасных и чистых западных кладбищах. Не подвергаясь опасности однажды быть упрятанными под асфальт, как в России.

В. Уфлянд