Петербург в 1903-1910 годах

4 октября. Газеты полны описаниями похорон Трубецкого; тон возвышенно-лирический, особенно у «Руси»; в действительности же процессия производила даже на нас, участников, далеко не то впечатление. Шла огромная орда не понимавших друг друга людей, шла прилично и нестройно распевала разные песни. Уверения, что были 2 выстрела из толпы в жандармов, слышал от нескольких лиц; возможно, конечно, но я их, во всяком случае, не различил, да и зачем же было устраивать такую пальбу.

7 октября. Газеты сплошь заняты телеграммами из разных городов Руси о забастовках, демонстрациях, и п. д. Везде на сцене войска, патрули и артиллерия. Гражданская война разгорается все больше и больше.

11 октября. Разрастается железнодорожная забастовка.

12 октября. Питер отрезан от всей России; все железные дороги, кроме отказавшейся примкнуть к движению Финляндской, забастовали. На Николаевской дороге, около Фарфоровского полустанка, разобран путь. По городу распространяется паника; уверяют, что сегодня вечером прикроются и забастуют все магазины, и достать что-либо будет немыслимо. Колбасные, булочные, бакалейный и т. п. осаждаются покупателями; все делают запасы провизии. Цена на мясо шагнула с 16 на 22 коп. за фунт.

Все средние учебные заведения закрылись; распустили сегодня и мы свое коммерческое училище. Некоторые девочки остались у нас, так как живут на Обуховском заводе и попасть туда нет возможности. Ожидаем больших беспорядков, и, конечно, детям на улицах теперь лучше не показываться.

14 октября. Окна магазинов заколочены досками и щитами; электричество сегодня не действует. Внутри магазины тускло освещены или парой свечей, или какой-нибудь грошовой лампочкой; все имеет такой вид, что при первой тревоге остается только захлопнуть дверь, задуть огонек, и получится нечто вроде крепостцы.

15 октября. В Питер подходят войска из окрестностей; говорят, пришла пехота из Пскова и гвардейская кавалерия из Царского. На улицах то и дело проезжают кавалерийские разъезды; ворота домов заперты; за железными решетками их видны сидящие в косматых шубах дежурные дворники.

Газет сегодня нет. Это — вторичная забастовка их в этом месяце; в первый раз они трехдневными прекращениями работ выражали свою солидарность с московскими типографиями.

Царь находится в Петергофе, и там же стоит под парами императорская яхта «Полярная звезда», готовая принять его и отплыть в Данию. Место зловещее: вспомнил бы он Петра III и попытку его уйти в море!..

На углах улиц еще вчера вывешены объявления Трепова, успокаивающие население, причем добавлено, что всякая попытка к беспорядку будет немедленно подавлена; войск достаточно, и им приказано холостых залпов не давать и патронов не жалеть[159].

Любопытен слух о забастовке конных городовых; их, действительно, что-то совершенно нигде не видно.

Магазины торгуют без перерыва; немецкие булочники остались совершенно без дрожжей и командировали в Выборг одного из своих. Тот привез 15 фунтов, более не мог раздобыть; на весь город это слишком маловато!.

16 октября. На улицах тихо и малолюдно; аптеки везде позабиты наглухо досками, так что появилось правительственное сообщение о том, что нуждающимся в лекарствах таковые будут отпускаться из госпитальных аптек. Говорят, вчера были разгромлены три частные, не желавшие бастовать. Вообще забастовки наши далеко не дружные; бастует меньшинство, и только террором заставляет примкнуть к себе остальную массу. Невский проспект вчера вечером освещался прожектором, установленным на Адмиралтейской башне; эффект замечательный.

Вечер. Электричество капризничает: то на улицах темнота, то вдруг затрещат и вспыхивают фонари и опять гаснут через некоторое время. Очевидно, на местах производств идут свалки и одолевает то одна, то другая сторона. Прожектор освещает Невский и сегодня, но нынче он какой-то желтый и освещает сквозь дождь плохо: будто какой-то огромный ярко-желтый глаз глядит из мглы и тумана.

Ходят толки, что «революция» произойдет 20 числа, теперь же будто бы все рабочие и революционеры запасаются оружием. Вся эта, хотя бы и вооруженная банда, конечно, и гроша медного не стоит перед регулярными войсками, и весь вопрос в том, на чьей стороне будут они. Старший д-р л.<ейб>-гв.<ардии> гусарского полка, А. И. Воскресенский, говорил мне, что даже за этот полк ручаться нельзя: солдаты толкуют, что «конечно, что говорить — нехорошо это они (т. е. рабочие) делают, только как тоже в своих-то стрелять?» Словом, часть войск верна правительству, другая ни шатка, ни валка, примкнет к тому, кто будет энергичнее, а третья намерена стрелять в тех, кто станет стрелять в народ. Это слова какого-то офицера, сказанные им на митинге в университете среди многочисленной толпы; погоны офицера были при этом закрыты платками.