— Уже никогда ничего не будет хорошо, — безжизненным голосом сказала она. — Все кончено. Все… Ничего не осталось… Зачем я живу? От меня одно зло… Что бы я ни делала, а все равно зло… Наверное, я проклята навек. Но я больше не могу… Так — не могу… Теперь впереди ничего нет…
— Крепитесь… А вот и ваш муж, — указал он на подъезжающую машину, — я должен идти, извините… Подождите меня здесь…
Катерина бессильно смотрела, как Леонид выходит из машины, о чем-то переговаривается с начальником лагеря, направляется к зеленому домику. Она видела, как распахнулась дверь, и взлохмаченная, заплаканная Анжелика бросилась на шею отцу, крепко обхватила его руками и, вздрагивая от рыданий, принялась что-то рассказывать. Как, не обращая ни на кого внимания, они пошли к машине и сели на заднее сиденье. Смотрела, как машина уносит их прочь… Потом встала и бесцельно побрела куда глаза глядят. Ничего не замечая, ни о чем не думая, ничего не желая…
Она сама не помнила, как вернулась домой. Долго сидела у окна и смотрела на спешащих по улице прохожих. На город опустились вечерние сумерки, затем ночь зажгла звезды, затем небо стало молочным, и солнце взошло вновь…
— Все кончено, — сказала она вслух и встала, — я не могу… я не в силах нести больше эту тяжесть, прости, господи, но мне это не по силам… Ты правильно наказываешь меня… Суд, тюрьма — разве это наказание? Это перенести можно… жизнь перенести нельзя… Но я больше не могу, прости. Я знаю, что совершаю грех, но он уже ничего не изменит. Ничего не добавит и ничего не изменит. Для меня нет места на этой земле… Не знаю, какие муки ждут меня там, но не думаю, что они будут страшнее того, что я пережила… От меня все отреклись. Я — прокаженная. Люди ненавидят меня, боятся, что я заражу их… Наверное, они правы. Я — исчадие ада и уже сама не понимаю, что хорошо, а что плохо. Я мразь. Я убийца и мразь. Я заслужила страшную кару, но умоляю: смилуйся надо мной! Уничтожь меня без следа, даруй мне небытие, чтобы не мучилась моя душа воспоминаниями в аду. Чтобы все забыли — и я, и они…
Вновь я совершаю смертный грех, но, может быть, хоть там не будет так страшно, холодно и одиноко. Может быть, произойдет чудо, и там вообще ничего не будет: ни чувств, ни мыслей, ни воспоминаний… Даруй мне это избавление, господи! Не по делам моим, а по милости твоей!.. И прости меня…
Она обошла квартиру, собирая все имеющиеся в доме таблетки и вываливая их на стол. Принесла из кухни стакан воды и принялась вытаскивать таблетки из упаковок, складывая их горкой на краю стола. Оставалось извлечь таблетки всего из двух упаковок, когда в дверь раздался громкий стук. Катерина вздрогнула и заспешила. Трясущимися руками расцарапала фольгу последних упаковок, вытрясла таблетки на стол…
— Катерина! Это опять я, — крикнул из-за двери сосед. — Я знаю, что ты дома, я слышал, как ты ходишь! Тут к тебе пришли!..
— Оставьте меня в покое! — крикнула она в исступлении. — Убирайтесь!
— У нее крыша поехала, — сказал кому-то за дверью сосед, — правда, ее в последнее время и впрямь зажра-ли… все, кому не лень…
— Екатерина Семеновна, — раздался за дверью незнакомый женский голос, — откройте, пожалуйста. Мне очень надо с вами поговорить. Я не причиню вам зла.
— Оставьте меня в покое! Есть у вас сердце или нет? Люди вы или звери?
— Я не уйду, — решительно сообщили за дверью, — вы сейчас, как я понимаю, в таком состоянии, что уйти я просто не могу. А при первом подозрительном звуке ваш сосед выломает дверь… Вы уж извините…
Она застонала и прижалась лбом к холодной стене. Судя по интонациям, эта стерва за дверью вполне была способна выполнить свою угрозу. А допустить, чтобы ее опять насильно вернули в эту жизнь, она не могла. Это слишком страшно: умирать неоднократно… Она бросила на стол какую-то тряпку, прикрывая груду таблеток, и побрела к двери. На пороге стояла толстая, лет пятидесяти, дама в шляпке совершенно неописуемого фасона. Но смотрела она не на открывшую дверь Катерину, а на щенка, забавно вырывающегося из ее пухлых рук.
— Ай, молодец! — причитала она. — Я тебя у бомжа купила, в приличный дом принесла, а ты, негодник, что натворил? Описал меня. А я ведь тебя специально на газоне, перед домом выгуливала. Там, где травка… Там не хотел, а здесь — пожалуйста… Эка незадача! Такой маленький, а сколько в тебе воды… Теперь пятно на кофте останется… М-да…
«Она сумасшедшая, — устало подумала Катерина, — ненормальная, которая насмотрелась телевизора, начиталась газет и пришла поглазеть…»
— Где тут у вас ванная комната? — деловито спросила толстуха, бесцеремонно отодвигая хозяйку и проходя в квартиру. — Ага, вижу… Я на минутку, извините…
Она скрылась в ванной комнате, откуда минуту спустя послышался шум льющейся воды. Катерина прикрыла входную дверь и пошла на кухню. Присев на табуретку, она сложила руки на коленях и покорно приготовилась ждать. Толстуха вышла из ванной минут через пять, строго выговаривая щенку: