Петербургская Коломна

27 декабря 1904 года, в 11 часов утра, в порт пришел, наконец, основной отряд эскадры. С его приходом ситуация в Носи-Бе круто изменилась. Игорные притоны закрылись увольнения на берег прекращены. Адмирал провел учения в море. Однако четырехмесячное совместное плавание не принесло должных плодов. По сигналу тревоги эскадра снималась с якоря около часа. Корабли не сумели занять свои места при самом малом ходе флагмана.

При команде «повернуть всем вдруг» вместо правильного фронта получилось скопище посторонних друг другу судов. Крейсера даже не пытались ровно выстроиться. Призванные снова в кильватерную колонну суда растянулись так, что от «Суворова» до «Донского» дистанция превысила положенную вдвое. Строй фронта продолжал являться камнем преткновения эскадры. Простейшие повторные последовательные повороты на 2–3 румба при перемене курса эскадры в строю кильватера не удавались. Одни при этом входили внутрь строя, другие выпадали. И это при спокойном море!

31 декабря 1904 года на крейсере «Алмаз» устроили новогодний праздник. Вместо елки, конечно, поставили пальму. Минеры украсили ее электрическими лампочками. Принесли граммофон. Команде раздали подарки – рукавицы, форменки, платки, щетки, карманные часы. Праздник закончился танцами под гармошку.

Конец 1904 года не внес особого беспокойства в работу управляющего Морским министерством вице-адмирала Ф.К. Авелана, несмотря на катастрофическую ситуацию и неудачи флота в Порт-Артуре. Под огнем японских 280-мм орудий гибли последние броненосцы Тихоокеанского флота, а на рейде Владивостока стоял единственный боеспособный крейсер – «Россия». Оптимизм в военно-морских кругах официального Петербурга поддерживался тем, что в пути на Дальний Восток находилась 2-я эскадра флота Тихого океана под командованием контр-адмирала З.П. Рожественского. Надеялись на выдающиеся личные качества «боярина Зиновия и дружины его». Полагали, что потери японского флота значительно ослабили его мощь. Мало того, вдогонку 2-й эскадре Николай II разрешил ассигновать 2 миллиона золотых рублей на снаряжение 3-й эскадры для флота Тихого океана и ее отправку на Дальний Восток. Решение о ее посылке принималось в развитие предложения командующего Тихоокеанским флотом вице-адмирала Н.И. Скрыдлова о наращивании морских сил на Дальнем Востоке. План поддержали Ф.К. Авелан и Е.И. Алексеев.

В газете «Новое время» в ноябре 1904 года появилась статья капитана 2-го ранга Н.А. Кладо. Он указывал на недостаточную боеспособность эскадры З.П. Рожественского для перевеса сил на театре военных действий и призывал к срочной посылке всех возможных военно-морских резервов на подмогу Тихоокеанскому флоту. Это мнение, поддержанное большинством руководителей российского флота, одержало верх на совещании, проводившемся 11 декабря 1904 года генерал-адмиралом и великим князем Алексеем Александровичем. Снаряжение отряда поручили бывшему начальнику Учебного отряда Черноморского флота контрадмиралу Н.И. Небогатову. Ему же 22 января 1905 года вручили распоряжение о назначении командующим отрядом и предписание о немедленном следовании на соединение со 2-й эскадрой Тихого океана, стоявшей тогда на якоре в далеком африканском порту Носи-Бе.

Непривычные климатические условия, сезон дождей, эпидемии добавили работы медицинскому персоналу эскадры. Среди мрачных черных контуров боевых судов, собравшихся на рейде, госпитальное судно «Орел» выделялось своим гражданским видом и белой окраской, женский персонал ассоциировался с оставшимися в далекой России матерями, женами и невестами. Со всех кораблей взоры офицеров и матросов обращались к «Орлу» как к островку домашнего уюта и тепла. Здоровые завидовали больным: ведь их отправляли на плавучий госпиталь, где за ними ухаживали молодые, улыбающиеся, одетые в белое сестры милосердия.

Адмирал Рожественский своим приказом строго регламентировал порядок посещения госпитального судна для врачей с других кораблей и прочих членов команды эскадры. Неукоснительно взыскивал с виновников, нарушавших его распоряжения. Исключение он делал только для себя. «Орел» посещался им значительно чаще, чем остальные суда эскадры. И не столько потому, что на нем служила сестрой милосердия племянница его жены, сколько из-за своей пылкой привязанности к старшей сестре госпиталя, дочери генерала Сиверса Н.М. Сиверс. Об их отношениях знала вся эскадра.