Петербургская литература. Альманах 2022

– С малыми – в лес? – Наталья в отчаянии опустилась на стул.

Василий Семёнович уже помогал Ефросинье Фёдоровне, которая охая, сползала с печи:

– Чаго ты прыдумаў? Куды мяне цягнеш? Я ж на хворых нагах далёка не змагу пайсці.*

– Телегу достал.  Конь повезёт. Самое важное берите, обязательно тулуп, валенки. Ночи уже холодные, не лето – конец сентября на дворе, – он закашлялся.  – Сколько прятаться по лесам, никто не знает.

Старуха растерянно огляделась в  хате, перекрестилась на красный угол, куда уже давно, несмотря на косые взгляды невестки, прикрепила старенькую иконку Спаса, виновато улыбнулась:

– Мне нічога не трэба, а смяротны хатулёк – вось ён, гатовы, – достала с полки за печью аккуратно сложенное и завязанное в платочек чистое бельё. – І хустачка ёсць, і свечка з царквы.

– Хатулёк тоже берите! – разрешил Сепачёв и удивлённо уставился на сноху:

– Почему сидим? В неметчину захотела?

Но Наталья не двигалась, будто впала в ступор.

– Наташа! – крикнул почти на ухо.

Вздрогнула, обернулась:

– Василий Семёнович, там, как к озеру идти, бревно. Пока не утащили, взять бы на дрова? Зима долгая, чем топить будем? Я одна не приволоку.

– Какое бревно? – схватил за плечи,  с силой тряхнул.  – Встать! – команда прозвучала жёстко. – Полчаса на сборы!

Обоз из езерищанских беженцев: Овсовы, Кондратенки, Плескуновы,

Севостьяновы, Сепачёвы, – направляясь, якобы,  в Городок, как властями приказано, миновал немецкие посты и свернул в лес, в сторону Давыдёнок. Наталья, приближаясь к родным местам, где каждый бугорок и кустик знакомы, почувствовала спокойную уверенность, на душе посветлело. Лес лесом, но в деревне ещё и родная тётка, мамина сестра Дарья Тихоновна. «Не пропадём!», – тешилась надеждой, укутывая в одеяло Галинку. Лариса прилепилась сбоку и, согретая маминым теплом, задремала. Беженцы переговаривались шёпотом, телега слегка покачивалась, Наталью тоже непреодолимо потянуло в сон…

 «И-и-го-го!», – фыркнула, заржала кобылица. Молодая, упитанная, шерсть лоснится. Нет ни хозяина, ни пастуха. Вольно пасётся в редком перелеске. «Стой!», – хватает за уздцы Василий Семёнович, но управиться не может. Наталья быстро соскальзывает с телеги, смело взлетает на мощную лошадиную спину и скачет, скачет к дымящемуся голубыми туманами озеру. И кобылица слушается, признаёт в ней хозяйку, чувствуя решительный характер, затаённую уверенную силу…

– Stehen! Wer sind Sie? Wo? – на дороге внезапно появился немец,  заросший щетиной с поблёскивающей сединой, и даже форма не придавала ему военного облика. Преградив путь, щёлкнул затвором «Фольксштурмгевера»**.

– Чёрт из табакерки! Видать, фашистский ополченец, – вполголоса обронил Сепачёв и, останавливая коня, уже громко, но невозмутимо пояснил:

– Обоз. В Городок приказано.

Наталья очнулась от дрёмы, не раздумывая, прямо с Галинкой на руках соскочила с телеги:

– Пан офицер, дети  у нас!  Киндер! Цвай! Кляйн цвай киндер! – умоляюще заглядывала в усталые глаза пожилого фрица.

Уныло разглядывая женщину с ребёнком, он меланхолично размышлял о своём: «Если мы, немцы, летом удирали от русских и так удираем осенью, что же будет зимой? Надо спасать свою шкуру. Война проиграна».  Сунул руку в карман, снова нащупал письмо из Германии от сестры Эмили. Перечитанное десятки раз, оно не давало покоя его измученной душе: «Мне удалось получить разрешение навестить в концлагере нашу Паулу. Если бы ты, Генрих, был со мной, то непременно расплакался бы. Невозможно описать, в кого она превратилась, как выглядит. Лучше бы сестрёнка не уклонялась от этой проклятой мобилизации. Боюсь, что живой из лагеря она не выйдет, или потеряет здоровье, это точно…».

 «Зачем я здесь? Зачем мне эти несчастные русские старики и дети?» – немец опустил винтовку, шагнул в сторону:

– Durchfahrtsbedienung! Jeder kann reiten!

К Давыдёнкам обоз поредел, беженцы рассеялись по окольным деревушким. Но и оставшихся поместить в маленькой хатке Дарья Тихоновна не смогла.

– В сараюшке, на сене, не обессудьте, – виновато распахнула дверь, пропуская в дощатый сенник.

– И за то – слава Богу! – за всех поблагодарил Сепачёв. – Не под открытым небом.  А в тесноте – не в обиде!

– Кипяточку принесу, в печи чугунок. Завтра похлёбку сделаю, – пообещала хозяйка. Коней попрячьте в кустах. Немцы частенько наведываются – руки загребущие.

Уходя, позвала Наталью:

– А ты с малыми да со старой – в хату на ночь, на полу постелю, – и уже на ухо шепнула: – Вовремя, девонька. Трофим твой обещал заглянуть, он же с моим сыном Лёнькой вместе по лесу, – горестно вздохнула, и поперечная морщинка, наметившаяся выше переносицы, вдруг резко прочертила открытый лоб.

…Гитлеровцы, оба молодые, высокие, в хорошо подогнанной форме, винтовки за спиной, по-хозяйски громко переговариваясь, свернули к хате. Дарья Тихоновна испуганно метнулась из сеней в комнату:

– Немцы! – и бледнея, рванулась к ним навстречу – задержать!

Решение к Наталье пришло мгновенно: