Ты приходишь ко мне в странных снах,От которых остается ощущение легкой грустиИли даже досады,Потому что не замечаешь главного,Существенного,Той причины, которая развела нас,Как разводят мосты.И вот эта женщина с крашеными волосами —Это тоже ты.Почему у этой черной огромной вороныТвое узкое, нежное тело?Она щелкает клювом,В глазах ее – то ли ужас, то ли печаль.Я замечаю, что окно от тяжелого туманаВспотело,И мне почему-то становится эту воронуЖаль.Но я распахиваю окно,И в комнату вваливается сырость,И ворона улетает, на прощанье махнув крылом.И твой облик расплывается,Отражая одинокий оттенок – серость,И в сердце твоем,Как в покосившемся старом доме,Зияет черный пролом.И у проститутки,Сидящей чуткоУ меня на коленях,Твое лицо,И кольцоНа рукеУ проходящей мимо беззубой старухи —То кольцо, которое я тебе когда-то дарил.Воспоминаний взбаламученный илПоднимается с черного дна.Там, в углу – в дешевом ресторане —Ты сидишь почему-то одна.„И веют древними поверьями…“…Но это уже писал поэт БлокО Незнакомке,Которая пригрезилась ему в винных парах,О давно забытых лукулловых этих пирах,Где продажные женщины прекрасны, как мотыльки,А прекрасные женщины – продажны,Раскрывайте свои кошельки!Я вижу какой-то дом с вывеской «Центр Благо»,И ты сидишь в кресле, важная, как мандарин,Перед тобой на столе с гербом официальнаябумага,И печалиться о твоем благополучии нет никаких причин.Ну, что же, благо есть «Благо»,Подчиненные падают перед тобою ниц.Но предательски сочится безумная влагаИз-под твоих изогнутых, как тетива, ресниц.В снах моих ты иногда плачешь,В снах ты просишь прощенья,Но только не у меня, а у Неба,Которое тебе ниспослало небесное наказанье,А может, это и не ты вовсе, и не твои прегрешенья,А ты сидишь сейчас, улыбаясь,В грузинском ресторанеИ пьешь «мукузани» —Твое любимое вино,И вины на тебе нет никакой,И не было у нас с тобой той прекрасной весны.И ты уходишь,На прощанье махнув рукой,Чтобы вернуться оборотнемВ мои странные сны…