Петербургская повесть

Беспокоясь о сыне, заботливая Мария Ивановна попросила своего свойственника Дмитрия Прокофьевича Трощинского, жившего по соседству, отписать кому-нибудь из влиятельных особ в Петербурге и рекомендовать Никошу.

Дмитрий Прокофьевич — министр в отставке, человек известный, важный, просьбу выполнил. И хотя Гоголь считал, что обойдется без покровителей, ему было строго-настрого наказано тотчас же по прибытии в столицу явиться к генерал-лейтенанту Логгину Ивановичу Голенищеву-Кутузову. А о дальнейшем, мол, можно не тревожиться. Все сделается само собой.

Так располагала Мария Ивановна. Она не сомневалась, что Никоша с его талантами быстро пойдет в гору. Пример перед глазами — Дмитрий Прокофьевич. И он начинал бедным дворянчиком, а ныне — вельможа. Еще при Екатерине вышел он в статс-секретари. Шутка сказать — сделался секретарем при особе самой государыни! При Павле был он сенатором. При Александре — министром Уделов и членом Государственного совета.

Мария Ивановна в мечтах тоже видела Никошу министром. Только бы слушался, только бы не умничал.

На первых порах Гоголь послушался. Приехав в Петербург, отправился с письмом Трощинского к Голенищеву-Кутузову. Но оказалось, что тот опасно болен и, само собой разумеется, посодействовать не может.

Потолковав кое с кем и расспросив про вакансии, молодой провинциал не замедлил убедиться, что не он один приехал попытать счастья в столице, что подобных ему хоть пруд пруди и что определиться к месту, даже самому маловажному, дело долгое и хлопотное.

Садовая улица, угол улицы Гороховой. Литография К. Беггрова по рисунку К. Сабата и С. Шифляра. Фрагмент. 1820-е годы.

Пришлось сообщить о неудачах маменьке. И не только о служебных.

Мечтая о Петербурге, Гоголь всегда представлял себя в веселой светлой комнате окнами на Неву. Но, как быстро выяснилось, в особняках на набережной жили люди богатые. А им с Данилевским пришлось довольствоваться убогой квартиркой на Гороховой улице.

«Петербург мне показался вовсе не таким, как я думал, я его воображал гораздо красивее, великолепнее, и слухи, которые распускали другие о нем, также лживы. Жить здесь не совсем по-свински, т. е. иметь раз в день щи да кашу, несравненно дороже, нежели думали. За квартиру мы плотим восемьдесят рублей в месяц, за одни стены, дрова и воду. Она состоит из двух небольших комнат и права пользоваться на хозяйской кухне. Съестные припасы также не дешевы».

Захваченное из дому приели быстро. И когда Яким вернулся с ближайшего Сенного рынка, то зловеще объявил, что в здешной стороне (ну, слыханное ли дело?) картошку и репу продают не на пуды, а на… десятки. Десяток репок — тридцать копеек.

Да, другим, совсем другим представлялся ему Петербург…

Он-то мечтал: приедет — и сразу в театр. Будучи в гимназии, он выспрашивал в письмах своего друга Высоцкого, уехавшего в столицу: «Ты мне мало сказал про театр, как он устроен, как отделан. Я думаю, ты дня не пропускаешь, — всякий вечер там». И Гоголю виделось — он тоже в театре, в креслах. На нем синий фрак с металлическими пуговицами, сшитый у лучшего портного по последней моде.

И это не сбылось. Приехал, огляделся, не захотел быть посмешищем, побежал к портным.

А у них цены, цены… Приоделся кое-как и остался без денег. А без денег в Петербурге никуда не сунешься.

«Это все заставляет меня жить, как в пустыне, — продолжал он свое письмо, — я принужден отказаться от лучшего своего удовольствия видеть театр. Если я пойду раз, то уже буду ходить часто, а это для меня накладно, т. е. для моего неплотного кармана».

Гоголь приписал еще несколько строк и поставил точку. Больше писать не хотелось.

«Извините… Не могу более писать. На первый раз довольно. Ваш покорнейший, на век вам преданный сын Н. Гоголь.

Адрес мой III-й Адмиралтейской части на Гороховой улице подле Семеновского моста в доме купца Галибина под № 130».

Гоголь запечатал письмо и велел Якиму отнести его на почту.

Бывший дом Галибина на Гороховой улице (улица Дзержинского, 42). Фотография. 1973 г.

«КАК БЫ ДОБЫТЬ ЭТИХ ПРОКЛЯТЫХ, ПОДЛЫХ ДЕНЕГ»

Узнав из письма сына о болезни Голенищева-Кутузова, Мария Ивановна посоветовала не тревожить болящего. На что Гоголь ответил: «Вы мне советуете не беспокоить Логгина Ивановича моим определением: оно бы и хорошо, когда бы я мог ничего не есть, не нанимать квартиры и не изнашивать сапог, но так как я не имею сих талантов, то есть жить воздухом, то и скучаю своим бездействием, сидя в холодной комнате и имея величайшее несчастие просить у вас денег, знавши теперешние ваши обстоятельства».