Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России

Среди работников Густава Фаберже был и ставший его приятелем Петер-Хискиас Пёндин (? – 1881), уроженец городка Сант-Михеля в Финляндии. Патрон настолько доверял задушевному другу и партнёру, что в 1860 году, отправляясь в долгий европейский вояж, оставил на него и управляющего Валерия Андреевича Зайончковского все заботы о мастерской. Не кто иной, как Хискиас Пёндин, не стесняясь в случае надобности пускать в ход ремешок, всесторонне и добросовестно обучил началам ремесла хозяйского сына Карла, а позже, когда Густав Фаберже в 1872 году уехал в Дрезден, стал подлинной опорой и надёжным помощником воспитанника[640], вскоре прославившего свою фамилию.

Петер-Карл Фаберже

Карл Густавович Фаберже родился в Петербурге 30 мая 1846 года. Окрестили новорождённого Петера-Карла уже на следующий день в лютеранской церкви Св. Анны, однако с детства называли мальчика только Карлом. Долгожданный отпрыск столичного златокузнеца, освоив начала ремесла в стенах отцовской мастерской и поучившись в столичной немецкой школе «Анненшуле», блестяще дополнил художественное и коммерческое образование за границей, когда отец взял его с собой в Дрезден. В столице Саксонии Карл Фаберже, подтверждая лютеранское вероисповедание, прошёл в 1861 году обряд конфирмации в Дрезденской Кройцкирхе. Талантливый юноша, немало попутешествовав по европейским городам и музеям в компании с наследником фирмы Бутца, не теряя времени, постарался поучиться у лучших ювелиров во Франкфурте, Париже и Лондоне. Вернувшись в Петербург в 1864 году, Карл стал работать в отцовской мастерской, а в 1872 году (по другим источникам – на два года раньше)[641] семейное дело полностью перешло в его руки. Уже в 1867 году, достигнув совершеннолетия, 21-летний ювелир числился членом Купеческой гильдии. А годом раньше, чтобы приблизиться к получению заказов Двора, он предложил Императорскому Кабинету свои услуги.

В течение почти двадцати последующих лет Карл Густавович безвозмездно корпел в Эрмитаже над реставрацией уникальных античных ювелирных изделий, найденных в Причерноморье на территории древнего Боспорского царства и в прославившихся на весь мир скифских курганах. Эти находки Императорская Археологическая комиссия сочла достойными включения в коллекцию крупнейшего музея мира. Каким-то «шестым чувством» мастер собирал разрозненные фрагменты и детали в цельное, чарующее красотой и изысканностью, украшение. В то время как ювелиры в странах Западной Европы увлекались повторением этрусских вещей, в России Карл Фаберже бился над составами сплавов золота и серебра и над секретами технологий, применявшихся древнегреческими и особенно фракийскими мастерами, причём особое его внимание привлекали работы, относившиеся к пику развития античного ювелирного искусства – IV веку до нашей эры.[642]

И перестаёт быть столь уж невероятной легендой эрмитажное предание: Карл Фаберже, которого современники недаром называли «Челлини нашего времени», почти повторил знаменитые, прославленные виртуозным мастерством исполнения феодосийские серьги. Ему удалось сделать и изящные многолепестковые цветочки, и целую скульптурную группу: крылатую богиню победы Нику на колеснице, запряжённой четвёркой коней, и бегущего рядом воина, сплёл он и изящные цепочки, до сих пор приводящие в недоумение и отчаяние даже современных ювелиров.

Но не далось ему повторение зерни на «лунницах». Под сильной лупой становилось заметно, что каждое золотое «зёрнышко», приплавленное к основе, состояло из микроскопических четырёх шариков, образующих крошечный ромб. Карл Фаберже, как гласит устная молва, раскрыл секрет получения столь миниатюрных капелек, хитро оплавив мелко нарезанную тонюсенькую проволоку в древесном угле, но вот постичь состав припоя ему всё-таки не довелось: ему удавалось припаять клуннице только три «зёрнышка», когда же он пытался напаять четвёртое, всё сливалось в одну каплю…

А эту тайну учёные смогли раскрыть только спустя полтора столетия. Хитрость античных мастеров, оказывается, заключалась в малахитовой крошке, которой посыпали набранный узор, зафиксированный на основе. При сильном нагреве вода испарялась, углекислый газ уходил в воздух, а медь восстанавливалась до металлической и диффундировала в золото, соединяя с ним крошечные детали-шарики.