Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало

В центре овального постамента с непременным пояском из плотно связанных лавров, переплетенным крест-накрест ленточками, дополненного изящной ажурной решеточкой из стеблей цветов с раскидистыми листьями, возвышается колонна – эмблема незыблемости государства. Но что только ее ни венчает! Тут и рог изобилия, и свиток законов, и чаша весов, и держава, и скипетр, сжимаемый когтями орла. В клюве одной из голов орла, посаженной на изящно склоненную шею, зажата пальмовая ветвь. Над всем этим великолепием порхает амур, зажав в деснице венок победителя и пылающий факел, обозначающий бдение, мудрость, а также грядущее процветание[97]. В левой же ручонке (что ближе к сердцу) малыш старается удержать над высоко поднятой второй головой российского орла еще один венок, составленный всего из двух веток, но зато лавра и розы. Между ними вплетены буквы «IAE» под императорской короной, означающие ажурный вензель царственной четы. По обеим сторонам колонны отнюдь не случайно возвышаются два треножника, украшенные кольцами и свисающими цепочками. В античные времена их приносили в храмы как самый драгоценный дар, а теперь посвящали верховной чете земных богов. Оттого-то чаши-солонки, вместо голубей – птиц богини любви и красоты Венеры, поддерживают распустившие крылья одноглавые «Юпитеровы» орлы. (См. цвет. илл. 7.)

Таким образом, с помощью языка символики столичные купеческие гильдии желали грядущему монарху божественное благословение, процветание и изобилие, грядущую славу и триумфальные успехи во всех начинаниях, победы над врагами и, как говорится в наши дни, любовь и счастье в общественной и личной жизни.

Егор Помо специализируется на многопудовых серебряных вещах

При Александре I, наряду с золотыми табакерками, Егор Помо все чаще создает многопудовые серебряные вещи. В 1803 году он сделал по заказу Двора серебряный туалет для поднесения Бухарскому хану, а также большие массивные серебряные шандалы, предназначавшиеся для подарка турецкому капудан-паше. Позднее искусник успешно справился с изготовлением столового серебряного сервиза в приданое самой любимой сестре молодого императора, умной и проницательной великой княжне Екатерине Павловне, будущей принцессе Ольденбургской (а во втором браке – королеве Вюртембергской).

А в 1809 году именно Егору Помо поручили по проекту архитектора Луиджи Руска создать серебряный с позолотой оклад на образа «к надгробному памятнику великим княжнам Марии и Елизавете Александровнам в Александро-Невском монастыре в виде мраморных колонн с бронзовыми украшениями», поставленному обеим скончавшимся во младенчестве дочерям здравствующего императора и его супруги Елизаветы Алексеевны. Безутешную мать почивших крошек особенно пленила красота серебряного ангела, одной рукой сжимавшего пальмовую ветвь, а другой заботливо поддерживавшего лампаду над иконой. Увидев готовый монумент, бедная императрица вспомнила милых малышек, со смертью которых потеряла все самое ценное в окружавшем ее мире, и твердо вознамерилась украсить алмазами, принадлежавшими покойной «Лизиньке», все предметы причастного литургического прибора, вкладываемого в храм Александро-Невской лавры. Вдобавок она решила туда же впоследствии подарить Евангелие, щедро украсив его крышку-обложку диамантами, оставшимися от милой Марии, которую сама матушка предпочитала любовно называть «Мышкой» (M"auschen).

А в 1810 году «француз» Помо, работая над созданием дарохранительницы столичного храма Владимирской иконы Богоматери, настолько умело воплотил в серебре рисунок протоиерея Голубева, что прихожане долгое время считали исполненное полностью в России дивное произведение «единственным в Петербурге по искусству исполнения и ценности». Да и неудивительно. Невольно восхищало, насколько великолепно отлиты, а затем искусно собраны воедино все части дарохранительницы, по обыкновению повторяющей облик церкви. С благоговением молящиеся рассматривали на ней художественно расположенные группы в скульптурных рельефах, воплощавших историю страданий, смерти и воскресения Спасителя. Из уст в уста передавалось, что на сию дарохранительницу только серебра и бронзы ушло более четырех пудов, а сам мастер за свою работу получил гигантскую сумму – тринадцать тысяч рублей ассигнациями.