Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало

Но если бы красавица могла сии любовные вирши сама увидеть и прочитать в оригинале, да ещё выделяя первые слова каждой строки! Очаровательницу ожидало бы страшное разочарование, в очередной раз убеждающее в коварстве мужчин:

Ne vivre que pour toi! С est le voeu que je fais.
Crois à ce doux serment; mon coeur seul me l’inspire.
Pas de bonheur sans toi! Tout devient sans attraits!
Un regard de tes yeux, voilà le vrai délire!..
Seul, au sein du malheur, un seul mot de ta part,
Mot charmant, il est vrai, quand le coeur le prononce,
De mon sort désormais va fixer le hasard!
Ce mot est un

«je taime» que, pour toute réponse,Que ta bouche et tes yeux maccordent cet aveu!..
Je crois le mériter par ma tendresse extreme,
Te refuseras – tu de partager ce feu?..
Dis! Répète avec moi: cest toi, toi seul, que jaime!

Ведь в страстном признании в любви читалась составленная жестоким сердцем фраза: “Ne crois pas un seul mot de ce que je te dis” – «Не верь ни единому слову из того, что́ я тебе говорю»[239].

Потому-то появление акрограммы из названий цветов было не случайно. Тем более, что уже давно существовал подобный язык, но только использовались в нем французские имена разнообразных представителей царства минералов.

Минералогия, особенно в первой половине XIX века, считалась модным занятием аристократов. Коллекционирование редкостных камней продолжало считаться страстью, достойной благородных людей. Как и в екатерининские времена очень ценились знатоками минералы диковинные. Модны за прихотливость природного рисунка различные агаты, особенно «моховые» и «дендритные», внутри которых как будто пушились кустики мха или капризно простирались веточки карликовых деревьев. Особенно любим был горный хрусталь с естественными включениями кристалликов других минералов: актинолит и эпидот казались травой, вмерзшей в лед, но оставшейся вечнозеленой, либо «рисовали» фантастические пейзажи с заснеженными замками, а рутил и турмалин представали то «стрелами Амура», то тоненькими «волосами Венеры», свитыми в прихотливые локоны, про которые древние римляне рассказывали, что эти пряди потеряла богиня любви и красоты при купании.

Однако в XIX веке верили, что дарить прозрачные фиолетовые аметисты со «стрелами Амура», особенно ограненные сердечком, мог только супруг и то – своей законной половине, ибо влюбленный, подарив такой камень замужней даме, рисковал потерять ее любовь. Да и вообще в это время аметист шутливо называли «камнем старых холостяков» и запрещали презентовать украшения с ним молодым дамам и девицам[240].