Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Писатели приехали создавать положительный образ Петербурга, знакомить зарубежных читателей с лучшими образцами петербургской литературы. Выделяется Андрей Константинов, автор «Бандитского Петербурга» и других криминальных романов, после которых наш город назвали криминальной столицей. Подарил мне книгу, открываю наугад: «Таких друзей — за х… да в музей!», говорит один герой другому. Доброе начало, сразу видно, что дело происходит в культурной столице, которая славится своими музеями. Не просто куда-нибудь на три буквы посылают, а интеллигентно, в музей. О чем я и сказал Андрею. Он нахмурился. Полистал книгу дальше — диалоги, как в рукописях начинающих. Многословие, канцелярит. Петербург — лишь декорация для криминальных историй. Константинов — председатель союза журналистов СПб. Читал его первую книгу — «Журналист», о Южном Йемене, достаточно интересная. А эти не понравились.

Стенд готовил Дом Книги. На полках, как всегда, — яркие образцы петербургской литературы: латиноамериканец Паоло Коэльо со своими бесчисленными романами, Дэн Браун, автор романа «Код да Винчи», американец, книга «Евреи и секс» и прочая галиматья, вроде книг Института сайентологии. Что это за институт — не знаю, но душок смрадный.

На московском стенде познакомился с Петром Алешкиным, писателем и издателем («Голос»).

Он сказал, что давно знает меня, так как на Родосе прочитал мою книгу «Автопортрет». Сейчас он организовал группу молодых писателей-неореалистов — «Группа 17». Он с тамбовскими корнями, подарил мне книгу своей прозы «Лагерная учительница».

Попросил портье переселить меня в другой номер, с телефоном. Прихожу — мне дают другой ключ, объясняют, где мое новое жилище. Все вещи перенесены с фотографической точностью: иконку св. Блаженной Ксении Петербургской поставили в центре стола, клетчатый носовой платок положили под подушку, тапочки — ровно в том месте у шкафа, где они и стояли. Номер точно такой, как был, только с телефоном. А мне удобнее звонить домой, и Ольга мне может позвонить.

20 октября 2005 г.

Гуляли с Николаем Коняевым по Франкфурту, попали под дождь, зонтик у Николая есть, но очень маленький, детский какой-то. Ищем свой трамвай, чтобы скорее попасть в гостиницу, голова становится мокрой, я намекаю коллеге-писателю, чтобы он держал зонтик над двумя головами, а тот советует мне свернуть шапочку из газеты, я тихо злюсь. Наконец, нашли наш 11 трамвай, заехали по дороге в универсам, где я первым делом купил дорогущий бело-черный зонтик с футбольными мячами — символами будущего чемпионата Европы, который пройдет в Германии. Набрали продуктов, вышли из универсама — дождь кончился. Коняев захихикал, радуясь моей своевременной покупке. Наверное, в отместку за кафе, где мы по моей подсказке поели чего-то очень острого (мне понравилось), и Коля остался голодный, потому что не смог доесть.

30 октября 2005 г. Эстония, Таллин.

Приехали с поэтом Владимиром Шемшученко по приглашению Фонда Достоевского в Таллин. Директор фонда — Владимир Николаевич Илляшевич, писатель, издатель, председатель отделения Союза писателей России в Эстонии, русский человек с эстонскими корнями. В советские годы работал журналистом в Скандинавии. Издает очень приличный альманах русской литературы «Балтика». Его предок — офицер русского флота.

Встречались с учителями, писателями, моряками, инженерами, библиотекарями, журналистами. Просят рассказать про Россию что-нибудь радостное, оптимистичное, но сделать это с нашими настроениями не просто. Наконец, Володя Шемшученко душевно спел под гитару свои песни, и в зале заблестели слезы, долго аплодировали, кричали «спасибо!»

По дороге на пляжную Пириту остановились в местечке Мариинская горка (Маарьямяги). В советское время там горел вечный огонь возле гранитной плиты с названием частей, освобождавших Таллин от фашистов. Рядом, буквально в нескольких шагах, было поле, на котором похоронили эстонцев, служивших в эсэсовских батальонах. И вот, рассказывает Володя Илляшевич, в конце 90-х наш огонь загасили, комплекс забросили, а эсэсовское поле облагородили. Теперь там елочки и гранитные плиты с именами «солдат, погибших за свободу Эстонии». Недобитые эсэсовцы собираются на свои праздники со штандартами, к ним подтягиваются политики…

Плюнуть — неловко. Но и стоять рядом не хочется. Еще Володя сказал, что там же был памятник матросу Евгению Никонову, которого немцы замучили и сожгли заживо. От этого памятника не осталось и следа. Естественно! Разве могли гуманисты и борцы за свободу сжечь человека? Нет-нет, надо убрать!

Боятся, суки, за свою репутацию…