Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

— Да брось ты! — сказал я и крикнул: — Христос воскресе!

А когда мы пошли по Литейному, Коля начал свою концепцию излагать:

— Я вот всё думаю: зачем мы здесь, в этом грязном городе, живем. — И поехал… — Главная задача мирового зла — не дать возродиться православию, унизить Россию. Они будут соблазнять нас жирным пирогом, но мы не должны поддаваться. Не бери от них ничего и детям запрети.

Я сказал, что мне пока никто ничего не предлагает. Ни пирогов, ни коврижек.

— Еще будут. Скоро они повезут эшелонами… Их главная задача — опутать соблазнами Москву и Ленинград… Мы должны сопротивляться. Ты только не смейся, это серьезно.

Коля сказал, что с летающих тарелок спустится Сатана и защититься от него смогут только истинно верующие люди или те, кто будет в особых зонах, где за чертой круга, как в «Вие», их никто не сможет достать.

— Где ж такие зоны? — спросил я.

— Одна будет в Новгородской области, — тихо сообщил Коля. И, подумав, добавил: — Ты спасешься.

Мы шли к Кутузову, и я предложил заранее позвонить.

— Мы встретим его в садике возле дома, — рассеянно сказал Коля.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую.

И мы встретили Кутузова в садике с пустым ведром — он выносил мусор. Коля и бровью не повел. Как будто, так и должно быть: сказал, что встретим, вот и встретили.

На кухне у Кутузова Коля с жаром продолжил свои рассуждения. Я не пил, и мне сделалось скучно. Я понимал, что Коля хороший парень, малость перепостился, может, пошел головой на религиозной почве (говорят, с ним такое бывало), и вскоре ушел. Коля давал мне вслед задания не терять бдительности. Я обещал.

И уже на улице я почему-то вспомнил, как Коля уверял меня, что за время поста и молитв он узнал о жизни гораздо больше, чем знал раньше. И я позавидовал, что мой пост — 7 недель (правда, без посещения церкви), не открыл мне новых знаний.

А может, только кажется, что не открыл…

Марков пишет мало, но пронзительно. Когда я вспоминаю его рассказ про девушку, которая едет в метро, а на нее нахально смотрит парень, у меня мороз бежит по коже.

24 мая 1990 г. Ленинград.

Доклад Рыжкова на сессии Верховного Совета о переходе на рыночную экономику. Смотришь на неуверенное лицо Горбачёва (он защищается хмуростью, но камера дает крупный план, и хорошо видны беспокойные глаза), и кажется, что президент думает: сейчас зал поднимется и сметет весь президиум! Как там охрана — не подведет?

10 августа 1990 г.

В июне вышел тираж книги А. Житинского «Седьмое измерение» — разошлась по оптовым базам довольно бойко. Сейчас на выходе следующая книга — «Второе нашествие марсиан» Стругацких. Борис Натанович сказал, что ее до обидного мало издавали.

Собираемся с Ольгой и Максом дикарями в Прибалтику, дней на десять.

17 августа 1990 г. Литва, Вильнюс.

Экономическая блокада объявленная Горбачёвым, в республике не чувствуется — кафе, как скатерти-самобранки. В Тракайском замке на чудном зеленом острове посреди ультрамариновой воды увидели герб первого литовского короля. Буквы шли по овалу герба: «Karаlus». Весьма созвучно. Максим с улыбкой стоял рядом с барельефом.

Взяли лодку, катались. Пристали к берегу, вышли на зеленый холм, и мы с Максом вообразили, как много веков назад на этой горке бились рыцари. Мы фехтовали воображаемыми мечами, падали на траву, притворно стонали, рычали, катались, сцепившись.

21 августа 1990 г. Второй день в Каунасе.

Сидели на Аллее Свободы, пили лимонад в ожидании Ольги (она ходила по магазинам), разговорились с мужчиной за соседним столиком и познакомились. Он — литовский поэт, член СП, семь книжек — Пашацкас Гинтарис, 1951 года рождения. Подошла Ольга, подошла его жена, тоже поэтесса. Максим с его сыном, которому три с половиной года, бегали по аллее, залезали на фонтан и, не зная языков, прекрасно играли. Мы пили кофе, ели чернику со сливками и разговаривали. Милое уличное кафе, милые люди. Говорили о «возвращенной прозе», которую сейчас печатают в журналах. Гинтарис переводил многих русских и грузинских поэтов на литовский. Ждет книгу в Москве. Пошли к фуникулеру — Максим нес на спине довольного пацаненка. Скрипучая деревянная кабинка вознесла нас наверх. Прокатились еще раз. Потом сходили в Музей чертей. Обменялись координатами.

Гинтарис едет в США по приглашению литовской общины. Сказал, что фамилия Каралис есть в литовском языке.

25 августа 1990 г. Паланга.

Идут дожди. Скучно от всеобщей обжираловки и безделья. В битком набитых видеосалонах — американские боевики и фильмы ужасов.

В Музее янтаря — бусы вишневого цвета. Точно такие же были у моей мамы, теперь они у сестры. Я считал, что они стеклянные. Но звук — если щелкать вишенками друг о друга — они издавали маслянисто-приглушенный, никак не стеклянный. И отблеск у них матовый. Служительница сказала, что красный янтарь большая редкость и потому очень ценен. Приеду — обрадую сестру. Надежда с возрастом стала походить на мать, и бусы к ее карим глазам и смоляным волосам очень идут.