Петербургские очерки

Из советников посольства в Стокгольме он был переведен на место более значительное: советника посольства в Лондоне. Русским послом в Англии находился в го время граф (впоследствии князь) Христофор Андреевич Ливен, человек совершенно бездарный, обязанный своим возвышением отчасти сметливости и ловкости матери своей, статс-дамы Шарлотты Карловны Ливен, отчасти хитрости и интригам жены своей. Шарлотта Карловна, которой фамилия Ливенов обязана своим возвышением и которая в продолжение с лишком тридцати лет, в течение четырех царствований, имела огромное значение при дворе петербургском, Шарлотта Карловна Ливен и муж ее происходили оба из фамилий старинных, по бедных до такой степени, что у детей их в младенчестве иногда не бывало башмаков и они бегали в лаптях. Федор Иванович Глебов, генерал-аншеф и знатный барин того времени, начальник Ливена, часто благодетельствовал ему, чего Шарлотта Карловна никогда не забывала во дни своего придворного величия и в коронацию Николая Павловича выпросила или, лучше сказать, вытребовала у него звание статс-дамы для вдовы Федора Ивановича, старухи Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой. Когда дочерям Павла потребовалась гувернантка, Екатерина II^{74} хотела определить на это место такую женщину, которая, не имея никакой поддержки, никаких связей, вполне бы от нее зависела. Екатерина, как известно, немедленно по рождении Марией Федоровной каждого ребенка, отнимала этого ребенка от родителей, брала к себе и у себя их воспитывала. Легко понять, до чего было затруднительно положение гувернантки между бабушкой властолюбивой, полновластной, ненавидевшей и презиравшей своего мнимого сына, в сущности бывшего крестьянским чухонским мальчиком[299], и этим мнимым сыном, отцом великих князей и княжен, самолюбивым, надменным и в высшей степени раздражительным Павлом?^{75} Тут необходимой была бездна сметливости и ловкости. Остзейский генерал-губернатор граф Броун, старец умный и опытный, рекомендовал Екатерине Шарлотту Карловну, которую и назначили гувернанткой Павловых детей. Она сумела распорядиться столь ловко, что приобрела благосклонность и Екатерины, и Павла, и дружбу Марии Федоровны; Екатерина пожаловала ее в статс-дамы, что разом выдвинуло ее на первые ступени петербургского общества; подарила ей хорошие поместья. Павел, немедленно по вступлении своем на престол, надел на Шарлотту Карловну екатерининскую ленту; три года спустя пожаловал ее в графини, а между тем подарил ей несколько поместий. Шарлотта Карловна имела предобрейшую душу, но главным пороком ее была непомерная страсть к взяточничеству; она принимала все, не брезгая ничем, до куска ситца включительно; огромное значение ее при дворе делало, что к ней беспрестанно обращались со всевозможными просьбами. Можно легко себе представить, какое огромное состояние скопила Ливенша, как ее называли в простонародье, живя во дворце, на всем готовом, имея придворный экипаж, стол, на сколько ей приборов угодно, и еще значительный денежный оклад, имея большие поместья да сверх того еще получая благостыни со всех сторон; но главнейшее значение ее при дворе началось с ночи убиения Павла. В эту достопамятную ночь все в Михайловском замке растерялись: Александр и Константин страшно струсили; Мария Федоровна растерялась до такой степени, что потребовала себе престола^{76}; не растерялась лишь одна Ливенша. С невозмутимым хладнокровием разбудила она своих воспитанников и воспитанниц: Марию, Екатерину и Анну Павловен, пятилетнего Николая Павловича и трехлетнего Михаила Павловича; одела их, велела заложить карету; потребовала военный конвой и под прикрытием конвоя отвезла их в Зимний дворец, куда в ту же ночь перенесено пребывание двора. С этой минуты Шарлотта Карловна вышла из разряда подданных и стала, можно сказать, членом царского семейства; великие княжны у нее целовали руку, и когда она целовала руку у Марии Федоровны, императрица подавала вид, будто хочет поднести к губам своим руку Шарлотты Карловны, которая, разумеется, спешила отдернуть свою десницу. С воспитанниками своими она нимало не церемонилась и говорила им резкие истины. Николай Павлович перед вступлением своим на престол командовал гвардейским корпусом и был ненавидим офицерами. Шарлотта Карловна однажды сказала ему: «Nicolas, vous ne faites que des bêtises! Tout le monde vous déteste».[300] Про Михаила Павловича она на своем крайне ломаном французском наречии говорила: «Oh! Michel! C'est un fatal!»[301] Одного из своих сыновей, Христофора Андреевича, она сделала двадцати пяти лет от роду генерал-адъютантом Павла, и в такое время, когда звание генерал-адъютантское еще не было опошлено, как ныне, и когда число их не превышало восьми или десяти. При Александре Христофор Ливен управлял военной канцелярией государя; в 1807 году назначен посланником к прусскому двору, а в 1812 году, по восстановлении союза с Англией, назначен послом в Лондон и занимал это важное звание в течение двадцати двух лет.