Петербургские очерки

Во втором номере «Véridique» мы говорили о графине Софии Ивановне Борх[334]. Однажды в разговоре с князем она ему заметила: «Почему Вы не предлагаете на этот пост Киселева? Это был бы прекрасный выбор». «Вы правы, — отвечал князь, — но согласится ли он?» «А почему бы нет?» — «Он состоял уже министром, и очень влиятельным министром, в то время когда я был еще далек от политики, и, несмотря на узы родства, которые нас соединяют[335], я не посмел бы обидеть его предложением даже такого важного поста, как пост посла в моем министерстве: я стал бы его начальником, я, который гораздо моложе его на дипломатическом поприще». «Я думаю, графа Киселева не остановят такие соображения, — ответила г-жа Борх. — Если Вы хотите, я могу позондировать почву по этому вопросу, мои слова Вас ни к чему не обяжут». «Вы мне этим сделаете большое одолжение».

Г-жа Борх передала этот разговор графу Киселеву, который поспешил ответить, что никогда бы не поколебался для блага службы стать под начальство человека моложе его, но что другие причины мешают ему принять дипломатический пост: он всегда был военным и администратором, дипломатом же никогда не был, и поздно на 68-м году начинать службу на новом поприще. Г-жа Борх повторила эти слова Горчакову, и князь поспешил предложить французское посольство Киселеву, который очень дружески, но категорически отклонил это предложение, не желая, говорил он, играть роль новичка в семьдесят лет. Горчаков тогда переговорил с императором, который сам предложил этот пост Киселеву, и, когда этот последний весьма почтительно отклонил предложение Его Величества по вышеупомянутым причинам, император объявил ему, что он обращается к его преданности и требует от него, чтобы он принял пост посланника. Граф Киселев подчинился.

Выражение «подчинился» не преувеличено. Этот посол, который впоследствии не захотел больше покинуть Парижа и остался там до конца своих дней, чувствовал тогда настоящее отвращение к своему новому посту. Настоящие причины его нерешительности коренились в совершенно правильном убеждении, что война обнаружила всему миру скрывавшуюся за кажущимся могуществом России действительную ее слабость; кроме того, ему было тяжело, занимая в продолжение многих лет самые высокие и важные посты в стране, принадлежавшей к великим державам, стать ее представителем, в го время как она, вследствие своей политической слабости и несмотря на свою обширную территорию, снизошла на положение второстепенной державы, и где именно! При дворе победителя России, при дворе зачинщика этой войны, которая отняла у России ее престиж и кажущееся могущество. Естественно, что то было очень горькое чувство, и оно усугублялось у графа Киселева еще личными воспоминаниями. В 1814 году на высотах Монмартра он был назначен флигель-адъютантом Александра I в тот самый момент, когда этот государь собирался свергнуть с престола Наполеона I, этого колосса, державшего всю Европу под своей пятой, чтобы возвести на французский трон Бурбонов и заставить Людовика XVIII даровать Франции конституцию[336]. И вот после 42-х лет этот, тогда еще молодой генерал-адъютант, теперь уже старый государственный муж, должен был представлять перед победоносным племянником Наполеона I побежденную Россию, униженную и нисшедшую, повторяем, благодаря ошибкам своего правительства на степень второстепенной державы. Это была тяжелая задача.