Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель

Некоторые исследователи вообще считают, что плохой климат, его вредность для человека и бедность местных почв – один из мифов Петербурга. «Достаточно посмотреть на огромные дубы и липы в этом городе, чтобы удостовериться в обратном», – пишет, например, Андрей Буровский в своей книге-исследовании «Санкт-Петербург как географический феномен». «Всем, склонным рассуждать о плохом климате в Петербурге, – продолжает он, – душевно советую, – пойдите, посмотрите на деревья в 30 метров высоты, шумящие сейчас в Ботаническом саду, на его роскошную растительность. А потом рассуждайте о бедных почвах и скверном климате».

Но дело, конечно, как мы понимаем, не только в рассуждениях о климате. Все у нас было не так, как у людей. Построили Петербург не там, где положено строить города, – а на болоте. Не сами жители выбрали для себя это место для обитания, а, повинуясь непреклонной воле лишь одного человека. Именно в нашем городе вспыхнул самый страшный в истории человечества бунт, заливший кровью всю Россию, и изменивший облик планеты. Ни один город на земле, никогда не переживал такой жестокой осады, и нигде при этом не погибло так много людей. Даже имя свое наш город менял четыре раза: сначала Санкт-Петербург, потом – Петроград, затем – Ленинград, и, наконец, снова – Петербург. Такого тоже нигде и никогда не было. Кстати, называли наш город еще и по-другому. Николай Тургенев, например, в своих дневника именовал его «Финополис», намекая на финские болота. А уже упомянутая Гиппиус вообще прозвала Петербург «Чертоградом».

Имелись ученые, которые под этот поэтический мрак подводили научную базу. Так академик Виктор Топоров считал, что «метафизичность Петербурга может быть обозначена как фабрика смерти». Он не поленился и подсчитал, что оказывается не только в наши дни, а и раньше смертность в городе превышала рождаемость. Так, в 1872, вполне благополучном году в Петербурге родилось 20 тысяч человек, а умерло – 29 тысяч. А прирост населения обеспечивался, как, впрочем, и сегодня, за счет приезжих. При этом Петербург всегда был страшно перенаселен – еще до появления советских коммунальных квартир. Так, в 1910 году на один дом в Петербурге приходилось, в среднем, 70 человек, а в Лондоне – 8, в Париже – 35. Мало было в Петербурге женщин – всего 30 проц, от общей численности населения. При царях он был на первом месте в России по алкоголизму, заболеваниям чахоткой и самоубийствам. Даже, по сведениям все того же Топорова, первые хулиганы в России появились тоже именно в Петербурге. А в простом народе, «за фабричной заставой» ценились вовсе не изящные Блок или Жуковский, а рифмоплеты сочинявшие вроде:

И – распрекрасная столица,
Славный город Питинбрюх!
Шел по Невскому першпекту.
Сам с перчаткой рассуждал…

Впрочем, многое другое, что принято говорить о Петербурге, – тоже не более чем миф. Целый рой историков, особенно в советские времена, назойливо твердил: «Петербург построен на костях! При его строительстве погибли десятки тысяч рабочих!» А другие говорили, чуть ли не о «сотнях тысяч». На самом же деле ничего подобного не было. Современные исследователи проанализировали документы и пришли к выводу, что смертность в период с 1703 по 1717 гг. не превышала средние данные по России и ни о каких десятках, и тем более сотнях тысяч умерших во время строительства петровского «парадиза» и речи быть не может.

Мало того, работа строителей Петербурга оплачивалась. Полу-подневольный труд «даточных людей» (крестьян, отданных в рекруты) быстро сменился добровольным. А потому рабского труда на стройках города фактически не было. Строитель получал 1 рубль в месяц – стандартную плату того времени. В большинстве своем город строили вольнонаемные. Поэтому некоторые исследователи вообще утверждают, что именно Петербург стал первой «зоной свободного труда» в России.

Говорят, что прежнего Петербурга сегодня уже нет. Лучше всего на это счет высказался популярный современный бард Александр Городницкий:

Десятки различных примет
Приносят тревожные вести:
Дворцы и каналы на месте,
А прежнего города нет.

И если мы будем иметь в виду коренных петербуржцев и их потомков, то – да, конечно, уже нет. В 1917 году в нашем городе жило 2,з млн человек. В 1918-м – уже 1, 649 млн. Всего за год «исчезло» больше 800 тысяч жителей. В 1919 году в Петрограде их осталось всего 900 тысяч, а в 1921 году – 740 тысяч. Другими словами, население города уменьшилось в три раза! Были расстреляны, умерли от голода, или разбежались, спасаясь от подвалов ЧК. Убивали ведь даже не за «контрреволюцию», а просто за принадлежность к другим классам. Убивали самых лучших, самых образованных, самых талантливых. Именно в нашем городе произошел тогда невиданный еще в России геноцид. Даже в 1937 году, который некоторые историки любят называть «пиком репрессий», не было ничего подобного.