Петербургские женщины XIX века

В августе-сентябре 1914 года при институте был создан лазарет, принявший за первый год существования 366 раненых солдат. Студентки прошли медицинскую подготовку на краткосрочных сестринских курсах, круглосуточно дежурили в палатах, помогали при перевязках и по уходу за ранеными, изготавливали мази, микстуры, капли, порошки, в аптеке на базе химической лаборатории стерилизовали перевязочные материалы, проводили рентгенологические исследования. Для выздоравливающих было организовано обучение грамоте, беглому чтению, каллиграфии, арифметике, русской истории, иностранным языкам, ручному труду — шитью туфель, приготовлению конвертов, выпиливанию, сапожному мастерству и др. Для чтения солдат были подготовлены более тысячи книг, устраивались лекции в сопровождении «волшебного фонаря», концерты, экскурсии по городу, посещения соборов и Зимнего дворца.

* * *

В 1898 году Прасковья Наумовна Ариян, выпускница физико-математического факультета Бестужевских курсов, выступила во «Взаимном благотворительном обществе» с предложением об устройстве чертежных курсов для женщин. Однако необходимые средства удалось собрать только семь лет спустя.

Весной 1905 года в Санкт-Петербурге возникло «Общество изыскания средств для технического образования женщин», которому было разрешено открыть женские политехнические курсы с инженерно-строительным и электрохимическим отделениями, по программе высших учебных заведений, с 4-летним курсом на каждом отделении. С 1915 года курсы были преобразованы в Женский политехнический институт, состоящий из четырех отделений: архитектурного, инженерно-строительного, химического и электромеханического.

Программа включала в себя элементарную и высшую математику, начертательную геометрию, теоретическую механику, геодезию, физику, неорганическую химию, прикладную механику, сопротивление материалов, статику сооружений, строительные материалы, строительные работы, домовую канализацию и водоснабжение, строительное законодательство, архитектуру общую и специальную, архитектурные формы, ордера, историю изобразительного искусства, эстетику, архитектурное черчение, рисование, акварель, конструктивные чертежи, составление шаблонов, композицию и декоративное искусство, моделирование, лепку, проектирование, гигиену человека и общественную, геологию, политическую экономию, философию, французский, немецкий, английский языки.

Обучение на курсах было платным. Годовая плата в 1906–1907 годах составляла 100 руб. + 10 руб. «за пользование чертежными принадлежностями»; с 1907 года — 125 руб., позже она возросла до 150 руб.

Иногородним студенткам приходилось тратить деньги еще и на съем квартиры. А далеко не все из них могли получать достаточно денег из дома. Одна из студенток пишет: «Обычно вдвоем снимали комнату с уговором: два самовара в день и уборка. Питались в столовой. Домой к чаю приносили традиционный студенческий паек: сахар и сушки. Если приглашали в гости друзей, покупали булку и колбасу. Но главное, конечно, было не в угощении, а в бесконечных беседах и спорах».

Поэтому при курсах вскоре были организованы касса взаимопомощи, столовая, бюро труда. Курсистки давали уроки математики в богатых домах, брали заказы на переписку, переводы, статистические и чертежные работы, корректуру.

Об обучении на курсах вспоминает Юлия Ивановна Бакиновская, инженер-сторитель, впоследствии работавшая на Кругобайкальской и Закавказской железных дорогах и участвовавшая в прокладке трамвайных путей в Петрограде: «…В то прозрачное сентябрьское утро я пришла поступать в „Женские политехнические курсы“. Первые впечатления стерлись из памяти. От взволнованности, от переполняющей сердце радости ожидания необходимые формальности выполняла как во сне. Потом — словно толчок, словно высвеченная тысячью прожекторов из вороха лет и событий картина — первая лекция. То была даже не лекция, а скорее гимн во славу науки.

Профессор математики Долбня посвятил его нам — первым женщинам России, решившим стать инженерами. Он говорил о математике, доминирующей над всеми инженерными науками. Как великолепно, стройно, захватывающе уводил он в мир формул и строгих цифр наше юное воображение! Изумительно органично он мог слить воедино и эти формулы, и эти цифры с непревзойденными творениями искусства. „Без математики, — говорил он, — нет и не может быть музыки, балета, поэзии… Композиторы призывают ее на помощь, создавая прекрасные по силе гармонии произведения. В балете исключительно важен ритм танца. В поэзии — ритм стиха“.

Он рассказывал нам о Бахе и Чайковском, читал стихи Гейне и Пушкина…

Мы полюбили математику, по-настоящему увлекались механикой, физикой… Был у каждого и свой предмет, которому отдавалось предпочтение. У меня очень быстро стал им курс мостов. Не могу с достоверностью утверждать, но, по-видимому, в этом большую роль сыграло не только то, как нам читали его, но и постоянное восхищение изумительными по инженерной мысли и художественному воплощению мостами Петербурга.