Петербургские женщины XVIII века

Но разве вопрос должен рассматриваться только с физической стороны, и разве ребенок менее нуждается в заботах матери, чем в ее груди? Другие женщины, даже животные, могут дать ему молоко, в котором отказывает мать; но материнская заботливость не восполняется ничем. Женщина, которая вместо своего кормит чужого ребенка, — дурная мать; как же она будет хорошей кормилицей? Она могла бы ею сделаться, но только постепенно: для этого нужно, чтоб привычка изменила природу; ребенок вследствие дурного ухода сто раз успеет погибнуть, прежде чем кормилица почувствует к нему материнскую нежность.

Лишить всякую чувствительную женщину решимости отдавать своего ребенка на кормление другой, — я говорю о необходимости разделять с последнею право матери или, скорее, уступать это право, видеть, как ее ребенка любит другая женщина, столько же и даже больше, чем мать, чувствовать, что нежность, которую он сохраняет к своей собственной матери, есть милость, а его нежность к подставной матери есть долг; ибо не к тому ли я обязан питать сыновнюю обязанность, в ком встретил материнские заботы? Чтобы поправить эту беду, внушают детям презрение к своим кормилицам, обращаясь с ними как с настоящими служанками. Когда служба их кончилась, удаляют ребенка или увольняют кормилицу, затем дурным приемом отбивают у ней охоту навещать своего питомца. Через несколько лет он уже не видит и не знает ее. Мать, думающая заменить ее собою и искупить свое невнимание своею жестокостью, ошибается. Вместо того, чтоб из бесчувственного питомца сделать нежного сына, она учит его неблагодарности; она учит его презирать со временем и ту, которая дала ему жизнь, как он презирает вскормившую его своим молоком».

Его проповедь возымела эффект, и вот уже в 1818 году идеальная женщина и идеальная мать Евгения, героиня повести И. С. Георгиевского, возмущена предложением мужа взять кормилицу: «„Мать и наемная женщина, — сказала она мне, — Эраст, я тебя не понимаю“, — сказала, и горячая слеза выкатилась из глаз ее». Однако даже в конце XIX века графу Льву Николаевичу Толстому пришлось убеждать жену, что она должна кормить детей сама.

Нам не известно имя кормилицы цесаревича Александра, но его младшего брата Николая выкормила крестьянка из Красного Села под Петербургом Ефросинья Ершова. Ее жалованье составляло в 800 рублей в год. Ей выдали форму, включавшую в себя «парадный» и «повседневный» варианты. «Парадный» вариант одевался на торжественные мероприятия, тогда кормилице приходилось облачаться в фижмы и корсет. Однако вскоре — при рождении Михаила, последнего сына Павла I, — эта традиция была ликвидирована. «Повседневный» вариант предполагал роскошный русский традиционный сарафан с кокошником. Эта «форма» соблюдалась при Дворе вплоть до 1917 года. Кормила будущего императора Ефросинья около года. О судьбе ребенка, рожденного в 1796 году (т. е. одновременно с Николаем), ничего не известно. У Ефорсиньи родились две дочери — Авдотья, Анна, позже сын Николай, и каждый раз ей жаловали 100 рублей на крестины, провозглашали младенца молочным братом или сестрой Николая и «дарили их деньгами» на именины, Новый год, Пасху и именины их царственного молочного брата.

В. Л. Боровиковский. Портрет торжковской крестьянки Христиньи

В 1844 году Николай I стал крестным отцом родившегося у Анны сына. Анна Ершова, по мужу Горохова, в награду «по случаю соизволения Его Величества о восприятии от имени Его Величества от купели новокрещенного ее сына Алексея» получила очень приличную сумму в 28 рублей 58 копеек.

В русское платье одета и торжковская крестьянка Христинья — кормилица дочери Львовых, изображенная на картине В. Л. Боровиковского.

В работах многих педиатров XVIII века мы встречаемся с советами по искусственному вскармливанию. Врачи рекомендуют осторожно использовать коровье молоко, разводить его перед кормлением, следить за чистотой рожков. Описание вреда от использования рожков имеется в сочинениях С. Г. Зыбелина, Н. М. Максимовича-Амбодика, А. И. Данилевского, а также в специальной работе С. Ели. Последний указывал, что из десяти младенцев, вскармливаемых при помощи рожка, семеро умирают. Богатые люди употребляли иногда вместо коровьего рога рожки, сделанные из смеси серебра и меди. Описывая эти рожки, С. Ели делает заключение, что «богач дает яд своему дитяти в серебряном сосуде». Вместо рожка С. Ели рекомендует сосуд из луженой жести, похожий на маленький кофейник с длинным узким носиком, из которого сосет ребенок.

Прикорм разрешали в основном с пяти-шести месяцев в виде киселя из муки с молоком, жидких каш из разных круп или из белого хлеба.

Но если даже женщина не брала кормилицу и воспитывала детей сама, как сделала это мать Анны Евдокимовны Лабзиной, все равно она, как правило, не отказывалась от услуг няни.