В этом городе ждали Радищева с нарастающим интересом. Генерал-губернатор Иван Алферьевич Пиль, несколько месяцев назад уведомленный графом Воронцовым о приезде Радищева, готовился к встрече столь необычного петербургского гостя, которому оказывали внимание высокопоставленные лица и который следовал в ссылку как государственный преступник.
Положение генерал-губернатора Пиля было, как он сам назвал, «щекотливым». Пиль уже знал из секретного донесения, что постигло Алябьева в Тобольске, и тем не менее, сам должен был любезно встретить Радищева, как просил его об этом граф Воронцов. Генерал-губернатор взвесил всё, что могло постигнуть его в худшем случае. Портить хорошие отношения с Воронцовым он не хотел. Граф сделал ему очень многое раньше по службе, он мог быть полезен ему и в будущем. Пиль думал извлечь из этого пользу для себя. Его воображению рисовались заманчивые картины. Он видел себя в Санкт-Петербурге. За годы службы ему порядочно надоел и прискучил этот сибирский город. У него — расчётливого человека — были свои планы.
Генерал-губернатор охотно исполнял всё, что его просили сделать из Санкт-Петербурга. В случае, если дело повернулось бы по-иному, он имел под рукой веские доводы — письма Воронцова. Он хранил эти письма, как тяжёлый камень за пазухой. Пиль был прекрасно осведомлён и о другом: о дворцовых интригах. Он знал, что Екатерина II недолюбливала Воронцова и искала подходящего случая избавиться от неприятного ей вельможи. Пиль всегда мог сказать, что он не волен был ослушаться президента коммерц-коллегии и просто-напросто был введён в заблуждение его настойчивой перепиской, покровительствующим тоном его обильных писем.
Генерал-губернатор принимал и бережно хранил прибывающие экстрапочтой на имя Радищева ящики с книгами, физическими и химическими приборами, денежные переводы. Ничто не могло стеснять его в этих маленьких услугах графу Воронцову, не обременяющих ни тяжестью, ни ответственностью за их последствия. Тем более, что Пиль был лично обязан графу Воронцову, ещё будучи на службе в Риге. Тот защитил его однажды перед императрицей, сделав ревизию в губернии и найдя при этом серьёзные недостатки в его работе.
Сейчас генерал-губернатор любезно переписывался с графом Воронцовым. Он был рад удачно подвернувшемуся случаю услужить и тем доказать своё расположение к Воронцову.
Ещё в декабре, когда Радищев только подъезжал к Тобольску, Пиль вежливо отписывал графу Воронцову, что Александр Николаевич «ещё не приехал, да и никакого слуху об этом нету». По приезде же или по получении известия о Радищеве, он обещал ставить в известность об этом его сиятельство.
Найденный тон в письмах нравился самодовольному Пилю. Он не заискивал перед графом, но показывай свою любезность. Пусть даже письмо случайно и попадёт не адресату, кроме светской вежливости и услужливости, других выводов из содержания его никто не сделает… Более того, письма ни к чему не обязывали. Он и по долгу службы своей мог отписать графу об этом. Письма скорее обязывали графа Воронцова. Этот влиятельный сановник при дворе мог оказаться ему полезен. Он знал, граф Воронцов не посмеет отказать ему в просьбе, после его услуг, оказанных Радищеву.
Иван Алферьевич Пиль незамедлительно послал в Тобольск нарочных курьеров с пакетами Воронцова на имя Радищева. Карта сама шла ему в руки, счастливая карта! Ускакавшие в Тобольск курьеры возвратились в Иркутск с мартовской оттепелью и привезли весть, что, как только установятся летние дороги, Радищев тронется в путь.
А почта Радищеву из Санкт-Петербурга шла и шла. Воронцов использовал каждый удобный случай, чтобы проявить о нём непрестанную заботу. Не было просьбы Радищева, высказанной в письмах, которую Воронцов не удовлетворил бы.
В тот год в Санкт-Петербурге был Голиков, «отправляющий в Иркутске мореходную компанию и торговлю». Александр Романович не преминул использовать его, чтобы оказать помощь Радищеву. С приказчиками Голикова он выслал в адрес генерал-губернатора Пиля четыре места с барометрами, термометрами и другими физическими приборами.
К посылке прилагалось письмо. Иван Алферьевич читал его со счастливой улыбкой на заплывшем, широкоскулом лице. Слова Воронцова подкупали, заманивали, и хотя в письме не было высказано никаких обещаний, он видел их между строк. От удовольствия и заблиставших надежд у генерал-губернатора чуть тряслись руки, и убористые строчки письма прыгали перед глазами.
«Покорно прошу сделать мне одолжение, — читал Пиль, — приказать их доставить Александру Николаевичу в жилище его, чем меня обязать соизволите…»
И Пиль перечитывал последние слова, которые так искал и хотел услышать много раньше от графа Воронцова.