Дукалис пригласил парня на минутку в коридор, вывел на лестницу и коротким ударом в грудь спустил «ясновидца» с лестницы. Затем вернулся и коротко объяснил: «Он ушел».
Что было потом, Кивинов и вспоминать не хотел. Сейчас же он находился в почти такой же ситуации.
– И все-таки зачем он в Петербург поехал?
– Да если б он нам с отцом сказал. Говорит, не волнуйся, мать, съезжу, должок заберу и вернусь. А на работу устроюсь – не убежит.
– У вас кто-нибудь есть в Питере?
– Никого, и у него не было. Чего его туда понесло? И не звонит ведь, стервец.
– Денег у него много с собой было?
– Какие там деньги, если он, как вышел, все дурака валял.
– А что за Витька, про которого вы говорили?
– А, Мартынов. Так он сидит еще. Даже не упомню сейчас, сколько ему дали.
– Володя ключи от квартиры не забирал?
– У него их и не было.
– Неужели вы действительно не знаете, зачем он туда поехал? Если вы считаете, что мы снова его посадить хотим, то вы ошибаетесь. Вспомните, звонки телефонные, разговоры какие-нибудь?
– Нет, ничего не помню.
– А вещи с собой у него были? Ну, чемодан, сумка, не знаю, еще что-нибудь?
– Да, сумку он с собой взял. Черную, большую. А вещей мало – может, пару рубашек, книжку, кажется, Чейза, консервы.
– А деньги на билет откуда?
– Сказал, что занял.
– У него тут много знакомых?
– Да весь двор его знает. С рождения живет.
Кивинов никак не мог решиться приступить к главному вопросу.
«А может, не стоит? Не хочу, пусть кто-нибудь другой».
– А здесь, в Москве, ничего необычного с ним не происходило?
– Да что здесь может произойти? Один раз только побитый домой пришел, в крови весь, злой, ругается: «Гад, сволочь». Отец на него тогда накричал: «Что ж ты, стервец, делаешь? Не успел прийти, а опять за старое?! Кого избил?» А Володя: «Успокойся, батя, мои заморочки, сам разберусь». А потом все время дома сидел.
– Ладно, пожалуй, я пойду, – сказал Кивинов, решив, что о знакомых Шабанова по двору может узнать у местного опера.
– Молодой человек, мне кажется, вы что-то скрываете. Что случилось? Он опять в тюрьме?
– Не знаю. Раз он вам не звонил, то мне уж – тем более.
Мать вздохнула.
– Был звонок. Я не хотела говорить. Недели две назад он позвонил, сказал, что у него все нормально, скоро приедет. Я ему: «Володя, где ты, что опять затеваешь?» А он:
«Ничего, мать, скоро заживем, как при коммунизме». Я и не говорила вам, вдруг опять что натворил.
– Понятно. Я пойду, дела. Извините за беспокойство.
Кивинов вышел в коридор, застегнул куртку и направился к двери.
– Подождите. Скажите, что с ним. Я ко всему готова.
Кивинов вздохнул, постоял немного и вернулся на кухню.
Когда Кивинов возвратился в отделение, Юра был еще там.
– Все нормально? – поинтересовался он, увидев Кивинова.
– А, – махнул рукой тот, – лучше не вспоминать.
– Зацепки есть?
– Да, так, телефончик один, можно пробить, откуда он звонил. Если из адреса, то еще можно подергаться, а если с автомата, то все – «глухарь» со знаком качества.
– «Глухарь»?
– По-вашему, «висяк».
– А, понятно. Но если что, звони, мало ли по Москве узнать что понадобится.
– Хорошо. Просьба одна. Раздобудь в горсуде приговор на этого Шабанова и мне вышли, а то архив сейчас закрыт. Сделаешь?
– Лады, тут, тем более, рядом.
– Вот адрес наш. Ну, вроде, все. Черт, был в Москве, а кроме метро да «Черного лебедя» ничего не видел. Жалко. Хотел в Третьяковку сходить, на Арбат.
– Так оставайся на денек, скажешь, что билетов не было на поезд.
– Да не, я поеду; Тык-дым-тык-дым. Держи, – Кивинов протянул Юре руку. – Будешь в Питере, приходи.
Спустя примерно пятнадцать часов Кивинов уже сидел в вагоне питерского метро. Приехав утром на вокзал, он отзво-нился с отчетом Соловцу и поехал домой спать, так как ночью он практически не сомкнул глаз из-за храпа соседки по купе.
Народу в вагоне было немного. Две девчонки рассматривали эротическую газетенку, тихонько хихикая; молодой парень, закрыв глаза, балдел под музыку плейера. Кивинов сел на свободное место. «Самое необходимое для жизни – оптические прицелы, бинокли и приборы ночного видения фирмы „Беркут“, – гласила реклама над дверьми вагона. „А действительно, как без этого прожить можно? Особенно без прибора ночного видения? Слава Богу, что „Беркут“ не забывает о наших первейших нуждах“.