Петербургский рубеж

По заботливо очищенным дворником от снега ступенькам парадного крыльца поднялись пять человек, одетых в одинаковые теплые спецназовские бушлаты и шапки-ушанки… И не разберешь отсюда, кто из них кто. Хотя нет! Коба вон тот, который пониже остальных и чувствует себя в форме несколько неловко. Вряд ли в вагоне ему пришлось носить бушлат.

Кстати, зная о привычке государя Николая Александровича лично примерять образцы военной формы и снаряжения, мы презентовали ему один из запасных комплектов его размера. Типа пусть немного пофорсит перед кайзером на охоте. Шутка удалась. Охота состоялась позавчера, и как, посмеиваясь, рассказывал генерал Ширинкин, кайзер, впитавший милитаризм с молоком матери, всю охоту жестоко завидовал русскому императору. И поделом, нечего было шашкой размахивать, когда его не просят.

Шаги по коридору и стук в дверь. Входит старший лейтенант Бесоев, а с ним молодой человек кавказской национальности. Сейчас в нем почти невозможно признать будущего вождя народов — если бы у меня в ящике стола не лежала фотография из полицейского архива.

Жму руку сначала Николаю Бесоеву, потом молодому товарищу Джугашвили, попутно быстро заглядываю ему в глаза. Так, кажется, у ребят получилось то, что я просил — завоевать доверие будущего товарища Сталина. Сейчас он расслаблен и не ждет подвоха. В его глазах я прочитал лишь любопытство.

— Садитесь, товарищ Коба, — пригласил я, указав на стул возле стола. — Меня зовут Александр Васильевич Тамбовцев, для своих — просто Дед. Как мне доложили, вас уже посвятили в некоторые особенности нынешней международной обстановки, а также в события, происходящие на Тихоокеанском театре военных действий сразу же после нападения Японии на Российскую империю.

— Да, господин Тамбовцев, — осторожно ответил Коба, — известие о чудесном спасении «Варяга» подошедшей на выручку русской эскадрой и удивило и обрадовало меня. А еще меня возмутило, что шесть японских кораблей храбро напали на два русских…

Тут я вспомнил историю о том, что в детстве юному Сосо также в одиночку доводилось отбиваться от компаний уличных обормотов. С тех пор он обостренно воспринимал всяческую несправедливость и научился никогда и ни при каких условиях не сдаваться.

— Даже так, — я сел напротив Кобы. — Скажите, молодой человек, а что вы думаете о перспективах рабочего движения в России вообще и о возможности социалистической революции в самое ближайшее время в частности? Можете отвечать общими словами, меня не интересуют адреса, пароли, явки, я все-таки не жандарм, прохожу по иному ведомству. Меня интересуют не какие-то подробности, а просто ваша оценка ситуации.

— Хорошо, господин Тамбовцев, — кивнул Коба, — попробую ответить на ваши, скажу прямо, непростые вопросы. Самодержавие сейчас сильно, как никогда. Победы над японским флотом, антифранцузский и антианглийский манифесты царя, да еще, на сладкое, отмена выкупных платежей и замораживание на десять лет недоимок по ним сделали царя-батюшку самым популярным в народе персонажем. Я имею в виду крестьян, которых в России девять десятых всего населения. Думаю, что мои товарищи сейчас находятся в печали и унынии…

Я продолжил расспрашивать своего собеседника.

— Скажите, а почему вы считаете, что эти манифесты, направленные против французского и английского капиталов, так подействовали на народ?

— Так ведь, господин Тамбовцев, — отвечал мне Коба, — русский мужик больше всего не любит бар. А худшие из бар — это иностранцы. Сейчас через победы нашего флота над японским и через эти свои манифесты царь-батюшка стал искренне любим простым народом. Как я понимаю, даже либеральная пресса несколько умерила свой тон?

— Хорошо, — продолжал я, — и как вы думаете, англичане и французы смирятся с таким положением дел? Я уж не говорю про ваших товарищей, или почти товарищей.

— Почти товарищи — это социалисты-революционеры? — вопросом на вопрос ответил Коба. Я кивнул, и он продолжил: — Я думаю, что иностранцы не смирятся. Я устроил на заводе Ротшильда забастовку, и меня упекли в Сибирь. Русский царь вообще отобрал у них все заводы и заморозил долги. Если бы я смог сделать что-то такое, то меня бы не стали отправлять в Сибирь, а просто убили бы. Я не знаю, как это возможно сделать в этот раз, но англичане уже два раза убивали русских царей.

— А так же, как и тогда, — вздохнул я, — или заговор приближенных царя со смертельным исходом — так было с Павлом Первым; или же банда отморозков с бомбами — так случилось с Александром Вторым. Но подробности этих историй не входят в наш сегодняшний разговор. Вы, товарищ Коба, выказали изрядные способности к анализу текущей ситуации, и потому мы хотим предложить вам сотрудничество.

— Кто это — вы? — довольно резко спросил Коба. — И в каком деле сотрудничество?