Петербургский рубеж

В оперативном отделе со всех любителей «старины глубокой» уже была собрана информация обо всем, что нынче по морям ходит, и даже о том, что ходить только будет. В первую очередь внимание уделялось русскому, японскому и британскому флотам. Германский флот, как нейтральный, шел по остаточному принципу. Но информация о германском крейсере «Ганза» там всё же нашлась. Кораблик по нынешним временам не очень крупный: шесть тысяч тонн водоизмещение, скорость — 19 узлов, броня — 100 миллиметров, два орудия — 208 миллиметров, шесть — 150 миллиметров. В боях не был — боевая эффективность пока не известна. Наша «Москва» в два раза больше по водоизмещению, а по вооружению так и вообще их не стоит сравнивать. «Москве» эта «Ганза» — на один зубок.

Смотрю на море и наслаждаюсь. Погода как на заказ. Море спокойное, даже солнышко выглянуло, не то что позавчера. А этот германский крейсер красивый. Белый корпус, желтые надстройки и трубы, белые орудийные башни, изогнутый форштевень с выступающим вперед тараном. Есть в старых боевых кораблях какая-то патриархальная красота.

Подношу к глазам бинокль. Еще полчаса назад с борта германского крейсера спустили на воду паровой катер. Из его единственной трубы уже валит густой черный дым. Ну, кажется, всё, пары подняты. По парадному трапу спускаются несколько важных господ. Отдав швартовы, катер направляется к «Москве». Скорость, правда, как у портовой галоши, узлов восемь-десять. Вахтенный офицер на «Москве» свое дело знает, по правому борту уже приготовлен трап для почетных гостей — всё же к нам направляется личный посланник адмирала Тирпица. Кроме того, по заключению, которое совместно сделали подполковник СВР Ильин и полковник ГРУ Бережной, за спинами фон Труппеля и Тирпица маячит фигура самого кайзера Вильгельма II. И я с ними полностью согласен. «Художественная самодеятельность» в таком вопросе у немцев никогда не приветствовалась.

Я прикинул, стоит ли звать переводчика. Ведь герр губернатор вряд ли владеет русским языком. А я немецкий уже немного подзабыл. Хотя когда-то говорил на нем свободно и, как отмечали мои знакомые из ГДР, даже с выраженным «берлинским» акцентом.

А всё началось с того, что в конце 70-х, когда я был еще курсантом Фрунзенки, в Ленинград пришел с визитом учебный двухмачтовый парусный корабль фольксмарине «Вильгельм Пик». Тогда-то я и познакомился с курсантом Иоганном Штраусом. Двойной тезка знаменитого венского композитора, по всей видимости, уже смертельно устал от подначек, связанных с его именем и фамилией. Во всяком случае, представляясь мне, он сразу же сказал на хорошем русском: «Нет-нет, коллеги, я не родственник. И даже, кажется, не однофамилец». Тогда-то мы с ним и подружились.

Иоганн был родом из Котбуса. Как он сам мне говорил, среди его родни были славяне — лужичане, которых, правда, сейчас осталось в Бранденбурге совсем немного, да и большинство из них уже подзабыли свой язык. Мы стали переписываться с Иоганном. Заодно я подналег на немецкий. К счастью, моим соседом по лестничной площадке был военный пенсионер, служивший в ГСВГ во Франкфурте-на-Одере. Он-то и помог мне освоить немецкую грамматику и произношение.

Потом мы еще несколько раз встречались с Иоганном. В Варнемюнде, куда заходил наш эсминец, в Ленинграде, куда приходил сторожевик «Берлин», на котором служил обер-лейтенант цур зее Иоганн Штраус. Ну, а после октября 1990 года, когда «меченый» по-предательски сдал ГДР, всё пошло прахом… Иоганна уволили со службы, он у себя в Котбусе занялся каким-то бизнесом, хотя, как писал мне, так и не мог расстаться с тоской по морю, плеску волн и крику чаек…

Я немного расслабился, вспоминая прошлое. Но к борту «Москвы» уже подвалил германский катер, и наступило время встречать гостей. По трапу легко взбежал моложавый и подтянутый немецкий морской офицер в мундире капитана цур зее (капитана 1-го ранга — «на наши деньги»). У него были густые — «кайзеровские» — усы и небольшая бородка.

Командир «Москвы», капитан 1-го ранга Остапенко, поприветствовал гостя. Выстроенные в качестве почетного караула морские пехотинцы в «полном боевом» взяли на караул свои акээсы. Было видно, что эти парни, прозванные противником «ночными демонами», произвели определенное впечатление на наших гостей. Потом Остапенко жестом пригласил немцев следовать за собой.

Я встретил фон Труппеля на палубе у лестницы, ведущей на ГКП. Увидев мои золотые адмиральские погоны, немец вытянулся в струнку, вскинув руку к козырьку фуражки с белым верхом и браво доложил мне по-немецки:

— Эксселенц, я прибыл к вам с личным письмом моего начальника, адмирала фон Тирпица. Я хотел бы переговорить с вами лично. Где бы мы могли побеседовать?

Сопровождавший фон Труппеля господин в черном сюртуке и котелке, точь-в-точь буржуй с плакатов времен СССР, начал было переводить сказанное посланцем Тирпица на русский язык. Но я жестом остановил его, ответив по-немецки капитану цур зее: