Петербургский сыск. 1870–1874

Путилин взглянул на часы, малая стрелка приближалась к двенадцати часам.

– Иван Дмитриевич, – начал более старший по возрасту Сергачев, – проверка Озерного переулка не выявила лиц, подходящих по всем приметам, – он протянул начальнику сыска бумагу, – это доклад, в нем указано, что по указанному переулку проживают…

– Благодарю, это излишнее. Значит на Озерном наш убийца не проживает. Что ж это не так плохо, можем рассматривать другие пути. А где Милованов?

– Он сказал, что едет выполнять Ваши указания.

– Что—то долго он отсутствует, – посетовал Путилин, – до Васильевского недалеко, должен давно бы воротиться.

В кабинете воцарилось молчание.

– Можете быть, свободны.

Иван Дмитриевич накинул на плечи шубу, когда из—за двери возник Жуков с уставшим лицом, по которому читалось без слов, что его поездка завершилась неудачей. В Озерках под известные приметы никто не подходил.

Оставалась только одна надежда на Милованова, что он явится с хорошей вестью, ведь далее дорога в этом направлении обрывалась и не надо больше тратить усилий на нее.

– Не надо, Миша, – произнёс Иван Дмитриевич, продолжая надевать шубу, – как я вижу, ты приехал с пустыми руками?

– Да, Иван Дмитрич, – огорченно сказал Жуков, – обрадовать особо не чем. Кондратьев – Озерский там не живет.

– Не беда, – одел шапку, – значит, лишнюю веточку с дерева мы отсекли, как убрали и Озерный переулок.

– Он тоже?

– И он.

– А дальше?

– Не волнуйся, есть и другие веточки, и может на одной из них пристроился наш убийца. Вот Милованов что—то долго не возвращается.

– А разве он был не с Белем и Сергачевым?

– Нет, они проверяли сами, а его я послал на Васильевский.

Невысказанный вопрос читался в глазах Жукова.

– Кондратьев—Озерский указал свой адрес господину Сурову, может он действительно проживает там, но под своей собственной фамилией.

– Не исключено, – удивленно сказал Михаил, – мне не приходила в голову такая мысль.

– А нам с Миловановым пришла.

– Когда он уехал по адресу?

– Почитай часа в три.

– Может что стряслось?

– Не было бы чего худого, – тихо произнёс Путилин.

В кабинет без стука вошел, играя желваками на скулах, дежурный чиновник.

– Что стряслось? – глаза Ивана Дмитриевича пылали. —Милованов?

– Так точно?

– Жив?

– Не знаю, – за долгие годы они понимали друг друга с полуслова, – отвезен в Калинкинскую больницу, проломлена голова.

– Где произошло?

– На Васильевском.

– Бель и Сергачев уехали?

– Нет, они здесь.

– Михаил, ты на Фонтанку к Милованову, я с агентами на место, где он найден.

Светлый круг месяца освещал дорогу, стояла тишина, нарушаемая скрипом полозьев, и тяжело дышала лошадь, выпуская из ноздрей клубы пара, которые появлялись в минуты, когда проезжали рядом с газовыми фонарями.

Взгляд Путилина был недобрым. Он сцепил зубы, нахмурил брови, отвернувшись в сторону. Ужасно, что пострадал агент, отправленный на проверку. Он опытен, тертый калач. Что там могло ему угрожать? Остается только убийца, который волчьим нюхом учуял, что сыскная полиция подобралась близко.

– Я здесь прохаживаюсь не часто, – докладывал сконфуженный городовой, – мой пост вон там, – указал рукой, – а тут всегда спокойно, никогда никаких происшествий на моем веку не было. Сегодня с час тому смотрю, лежит, ну я и подумал, что лишнего глотнул, а потом, когда кровь увидел и узнал господина из сыскного, сразу в околоток. Потом его на сани и в больницу.

– Кого—нибудь заметил за это время? – спросил Путилин.

– Прошу прощения, но никого не видел. Оно и понятно, холодно, по домам сидят.

– Сегодня с сыскным беседовал?

– Так точно, – городовой стоял, словно тонкая жердь, вытянувшись в свой немалый рост, – вот о жильцах дома господина Лыкова.

– О ком—то из них?

– О молодых людях, живущих там, потом все о господине Михайлове, сыне Евдокии Павловны.

– Кто такая?

– Вдова действительного статского советника Ивана Николаевича, почившего три года тому. Она проживает в третьем этажу со своим сыном Сергеем, студентом.

– Знаешь его хорошо?

– Так точно, учтивый малый, спокойный.

– Замечен ли в чем?

– Никак нет.

– Он дома?

– Не могу сказать, вот дворник Мурат точно знает.

Дворник стоял у закрытых ворот.

– Милейший, – обратился к нему Иван Дмитриевич, – ответь, господин Михайлов дома.

– Так точно, как вечер пришли, так из дому ни выходили. Строгая мадама, следит за своим чадом, – по секрету сообщил Мурат, – словно птичку в клетке держит.

На ночь глядя, и без бумаги от прокурора появляться у Михайловых не следовало. Всё—таки вдова действительного статского. Путилин распорядился, чтобы два агента остались у дома, чтобы молодой человек не уехал из города, а сам направился в больницу. Милованов хоть и был в тяжелом состоянии, но выздоровление, сказал доктор, дело времени и добавил, если бы не шапка, то не говорили бы они о здравии.

Утром пришлось Ивану Дмитриевичу побеспокоить прокурора Васильевской части, но это того стоило, нужная бумага на арест и произведение обыска в квартире госпожи Михайловой была получена.