Петербургский сыск. 1873 год, декабрь

Михаил задумался, что предпримет Путилин в связи с открывшимися новыми обстоятельствами. Особенно после посещения высокого начальства, которое привыкло к победным реляциям, а не к досадным промахам подчинённых. Жуков достал из кармана сложенный лист бумаги, на котором ровными рядами выстроились с завитушками буквы. Прикусил губу и махнул рукой, один ответ и, предупредив дежурного чиновника об отлучке, поехал к Александро—Невской лавре, где убиенный Григорий Еремеев снимал в пятиэтажном доходном доме угол.

Не взирая на дневной час, всего то около четырёх по полудни, на улице начало смеркаться.

Прежде, чем войти в дворницкую, Жуков кинул взгляд на серые облака, которые повисли над городом густой пеленой и только кое—где на западной стороне неба разорвались и зарумянились бледно—розовым цветом заката.

Дворник высокий худой человек с редкими длинными волосами на подбородке пил в прикуску чай, отхлёбывая обжигающий напиток из небольшой пиалы.

– Здравия желаю, – он поднялся со стула.

– Здравствуй, – Михаил осмотрелся, имея намерение присесть, но не заметив ничего подходящего, остался стоять. – Я из сыскной полиции, фамилия моя Жуков, зовут Михаилом Силантьевичем.

Дворник с аккуратностью поставил пиалу на стол.

– Мы завсегда помощники полиции, – произнёс он с едва заметным акцентом.

– В доме проживал некий Григорий Еремеев?

– Так точно, на пятом этаже, но съехал он, недели две как будет.

– Он сам съехал?

– Никак нет, приятель ихний Василий вещи забрал по просьбе Гришки.

– А Василий часто здесь бывал?

– Не так, чтобы часто, но захаживал, там, – он указал пальцем вверх, —в комнате много не насидишь, там другие жильцы крайне недовольны и не очень жаловали приходящих. Он во дворе его иногда ждал.

– А фамилию его не знаешь.

– Никак нет, не интересовался я ихнёю фамилиёю, да и не к чему было.

– Понятно, а кто с Василием ещё дружбу водил.

Дворник пожал плечами.

– А что ещё о нем знаешь?

– Да вроде как земляки.

– Кто ещё мог знать Василия?

– Не общался Гришка ни с кем, придёт под ночь, спать завалится, а с утра на заработки. Так целыми неделями.

– А где жил Василий?

– Не знаю, слышал где—то в Коломне.

– Понятно. А как он выглядел?

– Дак обыкновенно, усы, борода, росточка небольшого, когда быстро шёл, то ногу приволакивал, а вот какую, не помню.

– Значит в доме никто не мог его знать?

– Это в точности говорю, никто.

– Хорошо.

Михаил после разговора все же поднялся на пятый этаж по грязной лестнице, на которой словно на толкучем рынке выставлен то ли ненужный хлам, то ли вещи, которые негде пристроить в комнатах. Ничего нового Жуков не узнал: приходил Еремеев поздно вечером, вставал рано утром, никто у него не бывал, гостей не водил, жил одинокой совой, говорил мало, иной раз даже не здоровался, так все молчком да тишком.

Глава седьмая. Наставления воскресного дня

Без пяти минут три пополудни Путилин находился в приёмной помощника градоначальника генерал—майора Козлова. В воскресный день она была пуста, только адъютант томился от безделья, перекладывая на столе бумаги с левого края на правый. На его лице появилась улыбка.

– Добрый день, Иван Дмитриевич!

– Как он? – поинтересовался настроением вышестоящего начальства.

– Я бы не сказал, что плохое.

– Понятно.

Адъютант поднялся из—за стола и на ходу бросил:

– Доложу о Вас, – и скрылся за дверью.

Через некоторое время появился вновь.

– Прошу, – ступил шаг в сторону, пропуская меня.

Александр Александрович сидел за большим столом, посередине которого возвышался пегас, грозящийся каждую минуту вспорхнуть крыльями и улететь в пасмурное петербургское небо. Иван Дмитриевич знал, этот чернильный прибор подарил помощнику градоначальника Его Величество Александр Николаевич за усердную службу на пользу государства. За спиной генерал—майора возвышался и сам Самодержец в ладно скроенном гвардейском мундире, смотрел выразительным картинным взглядом начальника сыскной полиции, словно в самом деле лично присутствовал на аудиенции, которой Путилин, однако, не просил, но был настоятельно приглашён.

– Добрый день, Иван Дмитриевич! – приветствовал начальника с улыбкой на лице господин Козлов. После того, как в столице должность обер—полицмейстера с Божьей милостью устранена и переименована в апреле сего года в градоначальника, присутствию данного ведомства прибавилось дел.

Хотя улыбка и освещала лицо Александра Александровича, но на нем появилось выражение крайней усталости, глаза не сияли тем молодецким блеском, с которым он отпускал весьма фривольные шутки.

– Присаживайтесь, – указал на стул помощник градоначальника.

– Благодарю! – в ответ сказал Путилин и с удобством устроился на предложенный стул. Если получать очередную порцию нелицеприятных слов о службе, так хотя бы с определённым комфортом. В руках держал чёрный кожаный портфель, в котором находятся необходимые в таких аудиенциях документы.