Петербургский сыск. 1874—1883

– Значит, Митрофанов сидит у нас?

– Да, и можно прямо сейчас его на допрос.

– Он интересовался. за что задержан.

– Не произнёс ни слова, закрылся в раковину молчания.

– Поэтом, Миша, становишься, – и передразнил помощника, – раковину молчания. Пусть до вечера посидит наш герой и погадает, какому из своих художеств обязан. Полезно ему.

Ближе к вечеру в отделении прибыл надворный советник Иванов, уставший, но довольный и сразу же пошел на доклад к Ивану Дмитриевичу. На вопрос Жукова о поездке, только отмахнулся, мол, потом, не до этого сейчас.

– Так, что титулярный советник Шнейферов прибыл в город не утренним поездом, а вечерним десятичасовым, чему есть свидетели – на станции его запомнил кассир, так как в это время Генрих Карлович был единственным пассажиром, потом кондуктор в вагоне, а далее в столице следы теряются и мне не представилось возможным проследить весь путь титулярного советника.

– Значит, господин Шнейферов сказал неправду, – Путилин смотрел в окно.

– Похоже.

– Вам надлежит восстановить весь вчерашний вечер Шнейферова не только по часам, но и по возможности по минутам. Справитесь?

– Нет в нашей жизни ничего невозможного, – Василий Андриянович поднялся со стула, – позволите выполнять?

– Да, да, господин Иванов. Не смею вас больше задерживать.

Путилин сидел в задумчивости, сразу два подозреваемых в деле, конечно, не очень плохо. бывало неделями ни одного в иных происшествиях. Но удивительнее всего казалось, почему Шнейферов солгал. Если приехал в город вечером и скрывать нечего, то мог признаться, отсюда вытекает, что причина до того важная, что титулярный советник попытался ввести в заблуждение, полагая не может быть вскрыто сие обстоятельство. Потом Митрофанов, узнанный двумя свидетелями, и ко всему прочему с узлом в руках.

Не было ни полушки и вдруг алтын.

Более подозрительным начал выглядеть хозяин квартиры – титулярный советник, зачем скрывать тот факт, что приехал вечером? Может, конечно, испугался, а потом здравый смысл взял верх и он вернулся уже утром, ведь сыскная полиция установит время смерти, хотя бы не до минуты, но до часа. Любопытно. А Митрофанов, по прозвищу Лютый, ведь не даром его так именуют и он, как говорит Жуков, на суде грозил карой небесной бывшей любовнице, ныне покоящейся в морге при больнице?

Узел, тоже свидетельствует против него. Здесь тоже должны быть серьезные причины такого поведения.

В кухне и в комнате убитой не было следов, что она кого—то ждала. Отсюда можно сделать вывод, гость нежданный и очень хорошо известен был убитой, иначе и на порог бы не пустила. Много неясностей, много в этом деле, казалось бы, таком простом.

Ближе к вечеру, когда темнота еще не сгустилась, а день продолжал шествие по земле, Николай Митрофанов затарабанил в дверь поначалу кулаком, а потом и ногой.

Смотровое окошко в железной двери открылось и в него заглянул один и из полицейских, несших сегодня службу подле камер.

– Долго меня здесь держать собрались? – командным голосом произнёс он. – Что за безобразие?

– Не могу знать, – ответил полицейский и собрался прикрыть.

– Э, – Лютый придержал рукой окошко, – передай кому следует, что я устал сидеть, домой хочу.

– А кому следует? – с ехидцей сказал страж.

– Начальству своему, болван.

– Передам, только все разъехались и до утра никого не будет.

– Что такое творится? Я должен до утра голодным сидеть?

– Не велено.

– Как это не велено? – раскричался Митрофанов, а полицейский резко закрыл смотровое окошко. Николай опять начал тарабанить.

Спустя пять минут непрекращающегося стука из—за двери раздался тот же голос:

– Будешь буянить, в карцер попадешь.

Путилину доложили, что Митрофанов, наконец, поднял голос, но не из—за ареста, а по иной причине – забеспокоился, что останется до утра голодным.

– Хорошо, – распорядился Иван Дмитриевич, – ведите.

Не прошло и минут десяти, как в кабинет был веден Николай, сын титулярного советника Митрофанова. верой и правдой прослужившего Государю и Отечеству тридцать восемь лет.

Лютый без приглашения подошел к столу, за которым сидел Путилин, и без приглашения сел, закинув ногу на ногу.

Иван Дмитриевич смотрел на Митрофанова отсутствующим взглядом, словно перед глазами не живой человек, а пустое место. Так длилось несколько минут, спесь с Лютого начала сходит, вначале он сел прямо, потом вообще положил руки на колени, как нашкодивший ученик, вызванный к директору. Его начало угнетать, что сидящий за столом начальник, о котором сказали, что ведут то ли к Путину, то ли к Петину, Николай не запомнил, да и не к чему.

– Молодой человек, – наконец прозвучал довольно приятный голос, – вы не ошиблись дверью, здесь сыскная полиция, а не ресторация.

– Я, – только и успел произнёсти Митрофанов. Но был перебит повысившимся голосом.

– Вы, наверное, не поняли, что находитесь в сыскной полиции, господин Митрофанов.

– Я, – и снова начальствующий голос не дал закончить пришедшую мысль.

– Мне приятно беседовать с умными людьми, – Иван Дмитриевич сделал упор на «умными», – но мне не о чем разговаривать с преступниками.