Петербургский сыск. 1874—1883

Вечернее ожидание не затянулось. В десятом часу из дома через чёрный вход вышел Пётр Вейдель, тринадцатилетний подросток с крупными чертами лица, большими руками, короткими на голове волосами соломенного цвета и отсутствующим выражением на лице. Постоял у входа, огляделся и, словно бы таясь, прислушиваясь к каждому звуку, осторожно двинулся в сторону сарая с сеном для заводских лошадей.

Взяли с поличным, когда Пётр достал спички из кармана.

Вести допрос доверили сыскному агенту, хотя он и отнекивался. Путилинское задание выполнено и в Петергофском участке делать было нечего.

– Значит, твоё имя Пётр Альфредович Вейдель, сын мещанина из города Риги.

Задержанный молчал.

Миша барабанил пальцами по столу.

– Твоё молчание только усугубляет вину, ты взят на месте преступления, точно такие же поджоги совершены ранее и ты не похож на маленького мальчика, ради забавы балующегося спичками, можно сделать определённый вывод, что злодеяния совершены сознательно, поэтому церемоний с тобой не будет. За восемь пожаров придётся нести наказание, тем более, что ущерб нанесён заводу господина Путилова немалый. Ты знаешь сумму?

Пётр в первый раз за время допроса выказал любопытство, но промолчал, явно ожидая, что столичный агент удовлетворит интерес.

– Да, Пётр, придётся тебе отвечать за двоих.

– Отчего?

– Подстрекателя не привлечёшь.

– Да, не было никакого подстрекателя, одно моё баловство.

– Не скажи, – покачал головой Миша, – не поверю, что ты почти взрослый

мужчина, а балуешься такими вещами – спички, поджоги.

Вейдель засопел.

– Так что подстрекатель останется в стороне. Известно же, что Альфред Петрович решил отомстить заводу за лишение места руками сына, то есть твоими и говорил он, видимо, что тебе, как недостигшему четырнадцати лет, ничего не грозит, кроме порицания. Ан нет, умолчал твой родитель, что согласно девятьсот тринадцатой статье Уложения о наказаниях, – Миша импровизировал, называя первую пришедшую статью в голову, – человек, принесший ущерб более чем на десять тысяч рублей подвергается заключению под стражу и высылку на десятилетний срок на каторгу с двенадцати лет, – Жуков выделил последнюю цифру, – а убытки завода, вот подтвердит пристав Булаев, составил более ста тысяч рублей серебром. Вот и смекай, любезный Пётр, сын Альфреда, где тебе предстоит провести молодые годы.

– Я не виноват, – вскочил с места подросток, – это всё он.

– Кто он?

– Родитель мой, заводской мститель.

Санкт—Петербург, 2014, июнь 8

Жизни лишил 1874 год

29 ноября в 10 часу вечера от пристава 2 стана Петербургского уезда пришло известие о найденном на полях имения графа Кушелева—Безбородько женском трупе с верёвкой на шее.

Хорошо, хоть день выдался тёплым, к вечеру, правда, поднялся ветер и нагнал тяжёлых почти чёрных туч, но, Бог миловал, дождём землю не залил.

Начальник сыскной полиции Путилин надевал плащ, собираясь, домой, когда постучал в дверь дежурный чиновник.

С унылым видом Иван Дмитриевич читал присланную приставом телеграмму. Хотелось усесться в потертое домашнее кресло, такое удобное, что и спина потихонечку отпускала, ноги, за день устававшие от ходьбы, из ватных превращались в болезненные бруски, но и боль вскоре утихала.

Перед Путилиным, как обычно в таких случаях, вставала дилемма, то ли вызывать сыскных агентов и ехать на место преступления, то ли направиться туда, на графские поля, завтра с утра, когда над землёю засереет осенний рассвет и хоть что—то можно будет рассмотреть.

Долг взял верх.

– Кто из чиновников по поручениям в сыскном?

– Только Жуков, – после некоторого раздумья произнёс дежурный.

– Позови, я подожду здесь.

Через несколько минут запыхавшийся помощник предстал пред светлые очи начальника.

– Иван Дмитрич, по вашему, – начал было Миша, но Путилин прервал его жестом.

– Миша, не юродствуй, – голос звучал устало и тихо, – человека жизни решили, а ты, – махнув рукой, пошёл на выход, следом побрёл, опустив вихрастую голову и сжав до боли красные пухлые губы, Жуков.

Николай Иванович Стыров, исполнявший должность станового пристава, чин имел соответствующий положению – коллежский асессор, но, не смотря на двадцать пять лет беспорочной службы, не имел надежды перейти в надворные. Не то, чтобы смирился с положением, а наоборот был такому случаю, рад. Живёшь при стане кум – королю, сват – министру. Ни внезапных тебе проверок, подумаешь, дважды в год участковый пристав наведается, ни серьёзных происшествий, так по мелочи, пожары, драки, разборки между жителями, а тут на тебе. Не ждёшь беды, а она вот к воротам подкатила.

Николай Иванович сперва оробел, даже седой ёжик волос на голове дыбом встал. А потом смекнул: ба! Недавно циркуляр был о том, что сыскная полиция вправе помогать в расследовании сложных дел уездным властям. Вот и случай подходящий, найдут убийцу, значит, и он, коллежский асессор Стыров приложил к следствию руку, а ежели нет, так на нет и суда нет. Куда не посмотри, везде хоть немного да пользы.