Петербургский сыск. 1874—1883

Когда шли по дебаркадеру, распиравший от вопросов поручик не выдержал:

– Как теперь искать Афанасия Львовича? Это сродни поиску иголки в стогу сена, да ещё безлунной ночью.

– В чём—то вы правы, любезный Александр Иванович, не всегда убийца сидит на месте преступления, протягивая руки для арестования, приходится голову приложит, ноги, побегать, поискать. Не всё сразу.

– Кроме имени полезное почерпнули из рассказа начальника станции?

– Конечно, – Миша расплылся в улыбке, – портрет, подтверждение тому, что преступников трое, что они направились в столицу, что один из них знакомец нашего Федьки Весёлого. Разве ж этого мало?

– Не знаю, – признался пристав.

Когда Жуков кончил докладывать об узнанном от начальника станции, Путилин хотел подняться, но поморщился, почувствовав, как сильная боль пронзила правое колено.

– Итак мы имеем Афанасия Львовича и двух сотоварищей.

– Как вы и предполагали.

Иван Дмитриевич отмахнулся:

– Тоже не решимая задача. Значит, ты предполагаешь, что искомый гражданин имеет своей специальностью вскрытие сейфов и железных ящиков?

– Именно так я воспринимаю слова, высказанные Федькой начальнику станции Минцу.

– Вполне, может быть, правдой, но почему такой мастер пошёл на такое кровавое преступление?

Вопрос повис в воздухе.

– Душа человеческая – такая же тайна, как и он сам, – начал рассуждения, но был тут же перебит начальником:

– О душе потом поговорим, а ныне о нашем убивце. Какие соображения?

– Иван Дмитрич, с такими приметами я не припомню ни одного мастера по сейфам.

– Ну, Миша, ты меня удивляешь, – с хитринкой в голосе сказал Путилин, – а если подумать.

– Неужели на нашем горизонте попадалась эта личность? – Искренне удивился Жуков.

– Так и не вспомнил? Лошадиная физиономия с птичьим острым носом, всегда щеголевато одет, почти нет губ, Миша, я поражён твоей памятью.

– Неужели… – и умолк, прикусив язык.

– Сказал «аз», говори и «буки».

– Прохор Кузмин? – то ли спросил, то ли утвердительно сказал помощник.

– Не могу точно сказать, но больно уж похож, хотя, – поцокал языком Путилин, – но чем чёрт не шутит. Проверить надо Прохора, где был, что делал.

– Ясненько, Иван Дмитрич. Разрешите приступить?

– Ты ещё здесь?

– Иван Дмитрич, – уже взявшись за ручку двери, сказал Миша, – где ж мне искать Кузмина?

– Ты меня удивляешь, Михаил Силантьич! Конечно же на Сенной в известном тебе заведении.

На Сенную помощник начальника сыскного отделения Жуков прямо таки летел, подгоняя извозчика, нетерпение съедало более, нежели желание успеха.

Хотя глаза блестели и хотелось побыстрее добраться до площади, но мысли возвращались к Прохору. Вроде бы портрет, описанный Минцем, похож, тот же длинный острый нос, лошадиная физиономия, вот губы, но Кузмин всегда ходит с усами, да и не замечен он в кровавых делах, сейф вскрыть, так не составит труда, одно удовольствие. А вот человека жизни лишить? Не похоже на поведение, ой, как не похоже. Столько трупов. Хотя в жизни всякое бывает и человек становится зверем ни с того, ни с сего. В голову бешенство ударило, как те преступления, когда «жена мужа убоится», ан, нет, нож в грудь и вся недолга.

Только у дверей заведения Миша сообразил, что соваться в осиное гнездо не слишком разумно с его стороны, тем более, что за несколько лет помощника Путилина начали узнавать не только в лицо, но и по делам. Отступать не хотелось, честь дворянина была выше всякой опасности, и Жуков ступил в полутёмную залу с горящими кое—где масляными лампами, освещающими более себя, нежели близь расположенное пространство. Несколько минут глаза привыкали к полумраку, только после того, как Миша стал видеть, обратил внимание, что на него никто не взглянул и даже не обратил внимание, что пришёл новый посетитель.

В обычае Прохора сидеть в дальнем от входа углу, так спокойнее и когда полиция вдруг нагрянет, и когда надо незаметно исчезнуть через чёрный ход, не привлекая ничьего внимания.

Сейчас Кузмин сидел в благодушном состоянии, в непонятного цвета рубахе, расстегнутой у ворота и с тёмными пятнами пота, которые выделялись, когда Прохор размахивал руками. На лице мастера по сейфа такие глубокие морщины отпечатались и осоловелые глаза показывали, что он пьянствует не первый день, рядом сидели, лежали такие же осоловелые собутылники – прилипалы, которые, как мухи на дерьмо, слетались в предчувствии даровой выпивки и закуски.

«Не он», – мелькнуло у Миши в голове, но он не уходил, а наоборот пробрался к Прохору и, подвинув сидевшего рядом мужичка, примостился по правую руку.

– Здравствуй, Прохор! – Произнёс Миша.

– Ба! – Обрадовался Кузмин, – какие люди посетили нас.

– Потише, – поморщился сыскной агент.

– Может, чарочку! – Он замахал рукой, – эй! – Крикнул громко, стараясь перекричать мерный гул заведения, делая попытку подозвать полового.

– Я бы выпил, – наклонился Жуков к уху Прохора, чтобы не кричать, – да сам понимаешь служба.

– Эт мы понимам, – заулыбался Кузмин, – а в наши края как занесло?

– По твою душу.