Петербургский сыск. 1874 год, апрель

– Тогда, не буду тратить ваше время, последний вопрос, – штабс—капитан поднялся, – имя, отчество вашего брата?

– Николай Алексеевич Ребров.

– За сим разрешите откланяться, – Василий Михайлович кивнул головой и направился к выходу.

Хотя до отправления парохода и оставалось время, но штабс—капитан решил не возвращаться в гимназию, а завтра не только предъявить тело для опознания Венедикту, но и переговорить с ним.

По дороге остановился, словно перед ним появилась невидимая стена, и направился в обратном направлении, в гимназию.

Тот же дворник делал вид, что занят делом, исподлобья взглянул на гостя и снова лениво провёл метлой по двору, выложенному булыжником.

Господин Добронравов встретил посетителя уже не так любезно, как накануне, а недобрым взглядом, не сулящим ничего хорошего.

– Я вас слушаю, господин Орлов, – процедил инспектор сквозь зубы, словно испытывал боль.

– Мне хотелось бы получить вашего разрешения на беседу с одним из ваших воспитанников.

Иван Ильич смиловистился, даже лицо подобрело, что сыскной агент не требует, а просит разрешения. Поначалу Добронравов решил отказать настойчивому штабс—капитана, а потом решил, что лучше с полицейским управлением не искать ссоры, пусть разговаривает, неужто от этого дисциплина в порученном заведении станет хуже.

– И с кем из моих воспитанников?

– С Венедиктом Микотиным.

Инспектор объяснил, где найти класс, в котором в данную минуту проходил урок математики, где присутствовал и Венедикт Микотин.

Учитель позволил Венедикту выйти из класса только после того, как Орлов сослался на позволение инспектора гимназии.

Брат Сергея Микотина оказался довольно высоким мальчиком с нескладной фигурой, входящего только в пору взросления юноши. Серые глаза с удивлением смотрели на незнакомца, вопрошая, что тому понадобилось, вроде бы провинностей за ним нет.

– Венедикт, – начал Василий Михайлович, – я – агент сыскной полиции штабс—капитан Орлов.

Мальчик вжал голову в плечи.

– Мне хотелось бы поговорить о твоём брате.

– Каком? – лицо Венедикта оживилось от облегчения, что речь пойдёт не о нем.

– Что каком?

– Каком брате – о Сергее или Мише?

– Ах это, – только сейчас Орлов сообразил, что у госпожи Мякотиной три сына, – о Сергее.

Венедикт кивнул головой.

– Скажи, с кем из воспитанников он был дружен?

– Ни с кем, – ответил мальчик, – он считает, что с ним учатся не очень приятные личности, которые не заслуживают его дружбы.

– Но что—то он рассказывает о тех, с кем учится?

– Нет, он старается никого не замечать.

– В столице есть у него приятели?

– Так вы у него самого и спросите, – хотел что—то добавить, но сдержался.

Василий Михайлович понял. что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут, мальчик будет либо молчать, либо кивать на брата, что пусть тот и отвечает.

– Хорошо, Венедикт, можешь идти в класс.

Теперь нужно отбывать в столицу, более сведений не получить, конечно, можно поговорить с воспитанниками, где Сергей учился, но уверенность Орлова росла, что бесполезно это делать, нового ничего узнать более нельзя.

На пристань Василий Михайлович пришёл за четверть часа до отплытия.

Поднялся по скрипучему трапу и опять остался на палубе, поправил ворот, но потом все—таки решил сходить в буфет, с утра у него не было во рту маковой росинки. Надо было. кроме всего прочего, подумать о том, что довелось услышать. Видимо, в самом деле, Микотин—старший такой скрытный. так сказать сам в себе и поэтому не нравилось выставлять себя на показ, либо слишком заносчив с таких молодых лет.

Мясо, которое принёс официант Орлову было мягким и с такой долей перца, которая нравилась штабс—капитану. Он без колебаний заказал ещё одну порцию и теперь блаженствовал, маленькими глотками отпивая из чашки ароматный кофе. Уходить из теплого буфета не хотелось, поэтому Василий Михайлович просидел за столом до самого прибытия на пристань у 8 линии Васильевского острова.

Глава седьмая. В сыскном

Подъезжая к сыскному отделению Василий Михайлович чувствовал некоторую усталость более от проведённых на пароходе часов, нежели от хождения по незнакомому городу. Дотоле Орлов никогда не посещал Кронштадта, город ему не понравился, безликий, напоминающий столичные улицы, хотя ранее в свободные от службы часы имел желание посетить Котлин—остров, но так и не удосужился.

В сыскном отделении царил покой, не то, что в иных учреждениях, когда постоянная сутолока суетящихся сотрудников, неизвестно чем занимающихся или делающих вид своей значимостью, наводят мысли о чрезмерной занятости работников.

Василий Михайлович кивнул головой дежурному чиновнику в знак приветствия, приложил руку к головному убору и быстрым шагом поднялся на второй этаж, где находился кабинет Путилина, чтобы отчитаться перед начальником за поездку в Кронштадт.

Штабс—капитан постучал в и, не дожидаясь приглашения, отворил дверь.

– Иван Дмитрич, позволите, – спросил скорее для виду, чем на самом деле.