Петербургский сыск. 1874 год, февраль

– Я тоже на это надеюсь, – Путилин смотрел в глаза Задонскому и взял протянутые денежные документы, – а сейчас мы составим протокол и снимем с вас показания, когда и где были вами получены передаваемые мне деньги.

– Но, – хотел было возмутиться Задонский, но был прерван Иваном Дмитриевичем.

– Сергей Евграфович, бумаги, в которых будет упоминаться ваше имя, никогда не попадут на стол господина прокурора, я имею другие виды на них.

– Я вам всецело доверяю, – выдохнул Задонский, – что я должен написать?

– Иван Иванович, – Путилин обратился к Соловьеву, – не будем много времени отнимать у Сергея Евграфовича. Он – человек занятой, так что давайте займемся нашими делами. Мы должны описать и сверить номера.

– В помощь вам, Иван Дмитриевич, – взгляд Задонского из напряженного мгновенно преобразился в какой—то хитрющий, не иначе ему нравилось находиться на грани рисковых дел, – мою расписку о получении этих бумаг, – он указал на процентовки, – найдете в шкатулке орехового дерева, которую Синельников держит в бюро, стоящем в спальной комнате. Ключ Тимофей носит на шнурке на шее. Да, – он добавил с приятной улыбкой, – все номера до единого перечислены в составленной мною бумаге.

– Благодарю, Сергей Евграфович, – лицо Путилина подобрело и стало добродушным, похожим на дедушкино, как отметил про себя Соловьев. – Думаю, что допросный лист, составленный ныне, может и не понадобиться. – Иван Дмитриевич на миг задумался, – напишите—ка мне записку с таким содержанием: «Мною, Сергеем Евграфовичем Задонским, восемнадцатого февраля сего года получено»… Извините, сколько?

– Девятнадцать тысяч восемьсот.

– «Мною получено от господина Синельникова Тимофея процентных бумаг на сумму девятнадцать тысяч восемьсот, в чем составлена сохранная расписка с перечислением номеров полученных процентных бумаг». Не забудьте поставить подпись.

– Теперь я могу быть свободным? – Задонский поднялся из—за стола. Ему стало понятно, что господин Путилин не имеет намерения впутывать его в это дело, ведь расписка не о чем не говорила другим, а вот самому Синельникову придется рассказать, откуда у него появились «процентовки».

– Конечно, Сергей Евграфович.

– Надеюсь более никогда не иметь возможности встречаться с вами в этих стенах? – Задонский обвел взглядом кабинет Путилина.

– Сергей Евграфович, я всегда держу данное слово, но и я в свою очередь надеюсь, что вы не будете замешены в дела, которые мне предстоит раскрывать. Вот тогда не обессудьте, я стою на страже закона.

– Я понимаю вас, господин Путилин, – тон задонского изменился, но в нем не чувствовалось больше былого напряжения, – и сделаю все возможное, чтобы не попадать в сети ваших расследований. – Сергей Евграфович наклонил голову и быстрым шагом подошел к двери и, обернувшись, спросил, – а вдруг вы ошибаетесь в номерах и они не имеют отношения к расследуемому преступлению? – Повернулся и вышел из кабинета, так и не услышав ответа, напоследок аккуратно без единого звука притворил за собою дверь.

Надворный советник, не скрывая волнения. Произнес:

– А вдруг он, действительно, прав?

– Увидим, – просто сказал Путилин и направился к шкапу, из глубин извлек серую потрепанную папку с черными завязками и с едва заметной надписью, в которой читалось только одно слово «Прекрестенского», – итак сейчас мы увидим, верны ли наши предположения или мы ухватились за ложную ниточку, показавшую нам хвостик надежды.

Уже за столом неспешными движения открыл папку, начал перекладывать бумаги. Наконец, нашел нужную.

– Что вы стоите, Иван Иваныч? – Путилин поднял глаза на надворного советника. – Берите «процентовки» и будем с вами сверять номера.

Было заметно, что волнение не хочет проходить, мелко подрагивающие руки говорили о внутреннем состоянии сыскного агента, но он старался не показывать. Однако и бледность на лице говорила и о нетерпении.

Первый номер, который усердно Иван Дмитриевич разыскивал в пожелтевшем листе бумаге, не дал ожидаемого. Соловьев сник, казалось все труды пошли насмарку и Синельников все же успел подстраховаться, но следующий номер, как и последующие процентные бумаги с большим номиналом говорили, что Тимофей просто положил в кубышку кровавые деньги и не пользовался ими, предпочитая припрятать на «черный день».

Бледность покинула лицо Ивана Ивановича и на щеках заиграли красные пятна, но уже от усердия, имелось желание побыстрее закончить с проверкой и лететь к Синельникову, чтобы взять под стражу.

– Вот и все, – Путилин отложил в сторону бумагу, – теперь дело за малым: что мы будем предпринимать в связи с полученными сведениями?

– Арестовать, – произнес удивленным голосом надворный советник, – преступника мы можем изобличить.

– Верно, но надо подготовиться. Вы, Иван Иванович, должны привести извозчика, того, что отвозил на место убийства. Он может быть, нам полезен, потом, как там Шустов?

– Пока сидит в Литовском.