Петербургское действо

Старикъ нѣмецъ и пятнадцатилѣтній мальчикъ тотчасъ подружились. Пасторъ полюбилъ Державина за то, что могъ съ нимъ совершенно свободно болтать на своемъ родномъ языкѣ, мальчикъ полюбилъ нѣмца и привязался къ нему отчасти изъ жалости. Сосланный въ Казань пасторъ былъ преступникъ особаго рода. Гельтергофъ отправился въ ссылку за то, что сказалъ начальству какое-то нѣмецкое слово вмѣсто русскаго. Слово это, на его бѣду, звучавшее отлично по-нѣмецки, оказалось браннымъ словомъ по-русски. При гоненіи нѣмцевъ въ царствованіе императрицы Елизаветы этого было достаточно, чтобы улетѣть за тридевять земель, и бѣдный Гельтергофъ съ быстротой молніи изъ окрестностей Петербурга перелетѣлъ въ Казань. Поэтому открытіе гимназіи и мѣсто учителя спасло его не только отъ нищеты, но даже отъ голодной смерти. Державинъ не только искренно привязался къ ссыльному учителю, который былъ такъ мало похожъ на его прежняго, ссыльнаго-же учителя; но кромѣ того мальчикъ, любимый товарищами, всячески защищалъ отъ нихъ добраго нѣмца — учителя. Вскорѣ онъ даже добился того, что всѣ его товарищи, дѣлавшіе прежде всякія гадости нѣмцу, теперь стали относиться къ нему добродушнѣе. И, конечно, мальчикъ не думалъ, что когда-нибудь обстоятельства такъ перемѣнятся, что этотъ несчастный сосланный преступникъ сдѣлается, вдругъ, при другой обстановкѣ, его покровителемъ.

Казанская гимназія, какъ и немногія другія, зависѣла отъ Московскаго университета, только что открытаго. Директоръ гимназіи, нѣкто Веревкинъ, собрался чрезъ годъ по открытіи заведенія съ отчетомъ къ Шувалову и заказалъ разнымъ ученикамъ разныя работы, дабы похвастать предъ начальствомъ въ столицѣ. На долю Державина пришлось начертить карту Казанской губерніи. Въ гимназіи особенно обращалось вниманіе на танцы, музыку, фехтованіе, рисованіе. Музыки Державинъ не любилъ, а танцовать разные минуэты и фехтовать на эспантонахъ, хотя имѣлъ большую охоту и сильное прилежаніе, но однако ни то, ни другое ему не далось. Оставалось малеваніе и рисованіе. Малевать было дорого, потому что надо было на свой счетъ покупать краски, а средствъ на это у матери не было. Пришлось ограничиться въ своей страсти карандашемъ и перомъ. И вотъ именно перомъ уже шестнадцатилѣтній мальчикъ владѣлъ съ особеннымъ искусствомъ. Карта Казанской губерніи по общему отзыву была отличная, да кромѣ того юный Гаврила скопировалъ перомъ масляный портретъ императрицы такъ удачно, что Веревкинъ хотѣлъ даже и портретъ этотъ захватить съ собой. Отказался же отъ этой мысли новый директоръ новой гимназіи только потому, что друзья не совѣтывали ему вести портретъ императрицы къ Шувалову, сдѣланный простыми чернилами. Пожалуй, окажется вдругъ дѣло неприличнымъ и ему за это придется идти въ отвѣтъ!!.

Съ нетерпѣніемъ ждали возвращенія начальника изъ столицы всѣ немногочисленные ученики. Веревкинъ вернулся сіяющій, вознагражденный и привезъ награды всѣмъ. Всѣ ученики были записаны рядовыми въ разные гвардейскіе полки, а Державинъ, какъ искусникъ въ черченіи картъ и плановъ, былъ записанъ въ инженерный корпусъ съ званіемъ кондуктора. Всѣ юноши надѣли соотвѣтствующіе ихъ званію мундиры, въ томъ числѣ и кондукторъ. Такъ какъ между картой Казанской губерніи и инженернымъ искусствомъ оказалось въ глазахъ начальства много общаго, то не мудрено, что вскорѣ инженерному кондуктору поручили, какъ спеціалисту, заниматься исключительно фейерверками, которые устраивались въ торжественные дни; да кромѣ того, всѣ маленькія пушки, изъ которыхъ палили при торжествахъ, тоже вѣдалъ теперь кондукторъ.

Однако инженеръ-артиллеристъ-фейерверкеръ Державинъ не долго состоялъ въ этихъ званіяхъ. Черезъ годъ Веревкинъ получилъ приказаніе отъ Шувалова изслѣдовать и подробно описать развалины стариннаго города Болгары, находящагося на берегу Волги. Когда дѣло пошло о картахъ и чертежахъ, то, разумѣется, главнымъ помощникомъ Веревкина могъ быть одинъ Державинъ.

И вотъ на лѣто юноша очутился на привольѣ волжскихъ береговъ. Карандашей, бумаги и даже красокъ было теперь вволю, на казенный счетъ — и юноша принялся за дѣло съ такой страстью, такъ умно руководилъ своими товарищами, что Веревкинъ, преспокойно сдавъ ему свои обязанности, уѣхалъ въ Казань. Молодежь осталась одна расправляться съ Болгарами, какъ ей вздумается. И здѣсь цѣлое лѣто и осень усердно работалъ юноша, не подозрѣвая, какое огромное значеніе для его развитія можетъ имѣть эта, повидимому, нелѣпая работа. Державинъ срисовывалъ всѣ древнія развалины, которыя уцѣлѣли отъ прошлыхъ вѣковъ, тщательно копировалъ удивительные рисунки и пестрыя надписи на совершенно неизвѣстномъ никому языкѣ и, наконецъ, копая разные курганы наемными крестьянами, собиралъ цѣлыя кучи разныхъ старыхъ монетъ, разную рухлядь, разныя удивительныя украшенія и даже оружіе.