Петербургское действо

Въ тотъ же самый вечеръ баронесса была видимо взволнована, вѣроятно потрясена убійствомъ, которое совершилось рядомъ съ ихъ квартирой. Весь вечеръ и всю ночь до утра не отпускала она отъ себя ни на шагъ своего жениха. И теперь, въ эту страшную ночь, въ первый разъ, она особенно и безъ конца увѣряла его въ своей глубокой страсти, въ вѣчномъ беззавѣтномъ чувствѣ къ нему, съ которымъ сойдетъ къ могилу. Графъ чуть не потерялъ разсудокъ въ эту безумно чудную ночь, подъ ея лаской, додъ ея жгучими поцѣлуями.

На утро двое полицейскихъ чиновъ появились въ домѣ, въ той половинѣ, которую занималъ графъ и стали снова допрашивать его. Но дѣло шло уже не объ убійствѣ старушки хозяйки, а о томъ, что знаетъ онъ о баронессѣ? Кириллъ Петровичъ, изумляясь, отвѣчалъ все, что было ему извѣстно и прибавилъ, что она его невѣста.

Одинъ изъ полицейскихъ счелъ, однако, своимъ долгомъ, поставить его въ извѣстность, что паспортъ, выданный баронессою, фальшивый и что, въ виду совершившагося на дворѣ событія, всякое сомнительное лицо дѣлается еще болѣе сомнительнымъ. Однимъ словомъ, полицейскій объявилъ, что если черезъ часъ времени онъ не получитъ отъ дамы, именующей себя баронессой фонъ-Пфальцъ, настоящаго неподдѣльнаго паспорта, хотя бы и съ другимъ именемъ, то она будетъ арестована и отвезена въ тюрьму.

Кириллъ Петровичъ, вполнѣ убѣжденный въ какомъ-то глупомъ недоразумѣніи, попросилъ дождаться полицейскихъ у себя. а самъ направился въ половину дома, гдѣ жила баронесса Луиза. Онъ ее нашелъ на томъ же мѣстѣ, гдѣ оставилъ на зарѣ, въ пеньюарѣ, въ креслѣ у открытаго окна съ головой, опущенной на руки. Графу показалось, что она плачетъ. Онъ подошелъ къ ней, назвалъ ее, наконецъ. отнялъ руки отъ лица. Красавица вздрогнула, лицо ея было страшно блѣдно, глаза горѣли страннымъ лихорадочнымъ огнемъ, но были сухи. Даже какая-то злая усмѣшка пробѣжала по красивому лицу. Приходилось тотчасъ-же сказать ей правду, хотя бы и оскорбитъ недовѣріемъ.

— Здѣсь у меня полиція опять, началъ Кириллъ Петровичъ. — Они говорятъ… Право, не знаю что такое… Говорятъ про вашъ документъ… И графъ запнулся, не зная какъ выразиться.

— Что? выговорила красавица рѣзко, звонко и съ презрительной усмѣшкой. — Что они говорятъ? Они говорятъ, что видъ мой фальшивый? Не такъ ли?

— Да… какъ-то даже оробѣлъ Кириллъ Петровичъ.

— Ну, что жъ? Мнѣ это не новость. Я это давно знаю. Я сама помогала его поддѣлывать!…

И тутъ произошла между женихомъ и невѣстой такая сцена, отъ которой Кириллъ Петровичъ едва окончательно не потерялъ разсудокъ.

Красавица невѣста, которую онъ теперь уже давно боготворилъ, созналась во всемъ, разсказала цѣлую исторію, гдѣ было. быть можетъ, много и правды, горькой, ужасной, но было, быть можетъ, и много новой лжи. Она объяснила, что видѣла его мелькомъ еще въ Вѣнѣ, подкупила людей, чтобы знать куда онъ поѣдетъ и выѣхала за нимъ, чтобы имѣть случай, при болѣе скучной и скромной обстановкѣ Карлсбада, ближе познакомиться съ нимъ. Затѣмъ, чтобы заставить его сильнѣе и глубже привязаться къ ней, она придумала оттянуть время и сочинила посылку ходатая въ Аугсбургъ. Но, вмѣстѣ съ этой исповѣдью, красавица исповѣдалась въ страстной любви къ нему и просила лучше сейчасъ убить ее, чѣмъ. бросать на произволъ судьбы.

Эта смутная, неожиданная и бурная бесѣда, со слезами, обморокомъ, чуть не съ конвульсіями, окончилась тѣмъ, что графъ попросилъ у нея хотя какой-либо видъ, настоящій, чтобы представить его немедленно полицейскимъ.

Видъ, по счастію, нашелся и невѣста Кирилла Петровича оказалась мѣщанкой мѣстечка Теченъ, на границѣ Саксоніи и Богеміи, оказалась по происхожденію даже не нѣмка, а чешка, Маркета Гинекъ. Чешскій языкъ, болѣе нѣмецкаго близкій ей и родной, сразу объяснилъ графу, какимъ образомъ она такъ легко училась у него русскимъ словамъ и быстро усвоивала себѣ самыя изъ нихъ трудныя по произношенію. Въ дѣйствительности самозванка могла выговаривать русскія слова, конечно, лучше самого Кирилла Петровича, прожившаго всю жизнь во Франціи.

Разумѣется, когда разразился этотъ громовой ударъ, уже было слишкомъ поздно вернуться назадъ. Три дня сряду Кириллъ Петровичъ просидѣлъ безвыходно въ своихъ горницахъ и, не видаясь съ самозванкой, повторялъ въ ужасѣ:

"Баронесса Луиза фонъ-Пфальцъ — мѣщанка Маркета Гинекъ!!"

И наконецъ, эта мѣщанка Течена осталась все-таки невѣстой его и черезъ нѣсколько времени въ одной изъ церквей Праги сдѣлалась графиней Скабронской. И только одно пожелалъ измѣнить графъ; узнавъ, что Маркета по чешски значитъ Маргарита, онъ попросилъ жену отнынѣ называться нѣмецкимъ именемъ. Страсть Кирилла Петровича къ авантюристкѣ зашла такъ далеко, что этотъ бракъ состоялся самъ собой. Окажись Маркета или Маргарита не только простой мѣщанкой чешкой, но даже простой жидовкой или хоть настоящей, неподдѣльной вѣдьмой съ Карпатъ, то и тогда бы капризный, праздный и легкомысленный бояринъ не поколебался бы ни минуты и назвалъ бы ее графиней Скабронской.