Петербургское действо

Капитанъ-поручикъ Квасовъ и ему подобные часто теперь поминались и ставились въ примѣръ, часто грэзились во снѣ, часто подвигали на всякое незаконное дѣяніе многихъ солдатъ многихъ полковъ. Часто христолюбивый воинъ, въ особенности подъ хмѣлькомъ, кричалъ на весь ротный дворъ:

— Онъ дворянинъ, вишь…. Вонъ нашанскій Акимъ Акимычъ тоже дворянинъ изъ сдаточныхъ!

— Я простой, вишь, солдатъ, мужикъ? Вѣстимо! Да вонъ и капитанъ Квасовъ тоже не изъ князьевъ….

И существованіе лейбъ-компаніи какъ бы напустило особаго рода непроницаемый туманъ во всѣхъ обыденныхъ отношеніяхъ офицеровъ изъ мужиковъ съ рядовыми изъ дворянъ съ первыхъ же дней царствованія Елизаветы. И до сихъ поръ, чрезъ двадцать лѣтъ слишкомъ, ни тѣ, ни другіе, не могли еще вполнѣ распутаться, доискаться истины и уяснить себѣ взаимныя права.

— Лейбъ-компанцы — не примѣръ!… говорили разсудительные.

За послѣднее же время на эти слова сталъ слышаться солдатскій отвѣтъ, хотя еще и новый, робкій, но заставлявшій нѣкоторыхъ призадумываться.

— Квасовъ — не примѣръ, вишь. Ну, покудова и не примѣривай, а обожди мало и, гляди, паки примѣримъ.

Вотъ именно подобную обстановку, духъ и бытъ нашелъ въ русской казармѣ генералъ прусской арміи, принцъ Георгъ Голштинскій.

Принцъ уже собирался уѣзжать, когда ему предложилъ маіоръ Текутьевъ видѣть арестованныхъ Орловыхъ. Онъ только презрительно двинулъ плечомъ и даже не отвѣтилъ. Въ душѣ же онъ побаивался войти къ нимъ. Не ровенъ часъ!

Сумрачный, бормоча себѣ что-то подъ носъ, Жоржъ остановился снова на томъ же крыльцѣ, окруженный всѣми офицерами, и сталъ, разставя ноги, какъ бы въ раздумьи. Офицеры, по мѣрѣ его прогулки по семейникамъ, снова понемногу пристали къ нему и образовали теперь свиту любопытную изумленную и видимо вполнѣ недоумѣвающую.

«Зачѣмъ же ты пріѣзжалъ?!» говорили всѣ эти лица и старые, и молодые.

Объясненіе воспослѣдовало! И тотчасъ это объясненіе пронеслось по казармѣ, какъ громовой ударъ.

— Объясните имъ, Генрихъ, заговорилъ принцъ по-нѣмецки, — что эдакъ продолжаться не можетъ. Бабы, жены, дѣти, скотъ, птица, рухлядь, и все подобное… Все это не атрибутъ воина. Объясните толково!… Все это будетъ выгнано вонъ, по сосѣдству на квартиры, или продано. Перегородки будутъ уничтожены и солдаты будутъ спать въ общихъ горницахъ…. За порядокъ, чистоту и дисциплинъ будутъ отвѣчать предо мной не одни ротмейстеры, а всѣ господа офицеры.

Фленсбургъ тотчасъ же громкимъ и слегка самодовольнымъ голосомъ передалъ по-русски смыслъ распоряженія принца, но въ болѣе рѣзкихъ выраженіяхъ, обидныхъ и для офицеровъ, и для солдатъ, прислушивавшихся изъ темнаго корридора.

— Такъ не воины живутъ. Эдакъ и свиньи жить не захотятъ!… прибавилъ Фленсбургъ. — Всѣ эти солдатки — причиной разврата и распутства. Офицеры заняты только картами и билліардами въ трактирахъ и всякимъ скоморошествомъ, доводящимъ ихъ до безстыжихъ поступковъ, въ родѣ послѣдней мерзости арестованныхъ господъ Орловыхъ, за которую они, впрочемъ, и отвѣтъ примѣрный на-дняхъ дадутъ… Всему этому его высочество желаетъ положить предѣлъ. Гвардейцы — не стадо свиней! A если они имъ и уподобились, то его высочество поставитъ себѣ священнымъ долгомъ…. Фленсбургъ запнулся и, глядя прямо на лица всѣхъ, прибавилъ:- напомнить вамъ, что вы — люди, гвардейцы, а не скоты неразумные…

— А-ахъ!… раздалось въ кучкѣ офицеровъ съ какой-то странной неуловимой интонаціей.

Это опять былъ Квасовъ.

Это восклицаніе прервало тотчасъ потокъ краснорѣчія наперсника принца.

Онъ смолкъ и обернулся къ принцу, какъ бы говоря: я кончилъ!

Покуда Фленсбургъ говорилъ, принцъ глядѣлъ себѣ на кончики сапоговъ и только двигалъ бровями какъ бы въ тактъ мѣрной и звонкой рѣчи своего любимца.

Какъ раздалось среди офицеровъ восклицаніе: А-ахъ! Жоржъ заморгалъ, поднялъ глаза и благодушно подумалъ:

«Какъ говоритъ?! Поетъ! Даже въ этихъ деревяшкахъ, въ дикихъ людяхъ, чувство вызвалъ!»

И принцъ обратился къ адьютанту.

— Сказали все, милый Генрихъ?

— Все-съ. Надо бы еще опредѣлить имъ время, когда ротный дворъ долженъ принять законный видъ. Иначе оно такъ протянется до лѣта. Дать имъ мѣсячный срокъ? Довольно!..

— Wie sagt man: Monat?

— Мѣсяцъ… невольно шепотомъ отвѣтилъ Фленсбургъ изъ чувства приличія.

— Ну… Ну… обратился Жоржъ ко всѣмъ офицерамъ. — Ну! Фотъ… Отинъ міэсясъ! Отинъ міэсясъ и эти на то коніэсъ. Sagen Sie, biette… какъ-то жалостливо прибавилъ онъ Фленсбургу.- Jch komme nickt dazu!

— Его высочество желаетъ сказать, что чрезъ мѣсяцъ всему этому вашему срамному житью долженъ быть конецъ. Чрезъ мѣсяцъ чтобы все было по новому!

Офицеры отвѣчали гробовымъ молчаніемъ: вѣдь не они, а солдаты живутъ въ казармѣ!

При послѣднихъ словахъ адьютанта, принцъ кивнулъ головой и прибавилъ:

— Фотъ! фотъ! Затѣмъ онъ сдѣлалъ какъ-то ручкой, повернувъ ее ладонью вверхъ, и сталъ тихо и осторожно спускаться съ крыльца.

Громадная колымага принца, выписанная изъ Вѣны, осталась и дожидалась его на улицѣ, ибо проѣхать въ ворота на внутренній дворъ не могла. Принцъ, а за нимъ и Фленсбургъ, сопровождаемые всѣми офицерами, прошли дворъ при гробовомъ молчаніи.