«Печальна, а не блѣдна! Румянецъ во всю щеку, что твоя зоренька ясная», подумалъ онъ и выговорилъ:
— Ну, что мужъ? Все томитъ, не помираетъ… Ждешь, поди, не дождешься…
— Да. Все томитъ и себя и меня. Лучше бы ужь померъ, умышленно рѣзко выговорила Маргарита. — Меня бы развязалъ. Похороню и уѣду…
— Куда? воскликнулъ старикъ.
— Къ себѣ… Домой. Что жъ мнѣ? Не оставаться же на чужой сторонѣ, между чужихъ людей?
— Чужихъ людей? Не все же чужіе. У тебя и я тутъ.
— Вы? Да я отъ васъ, кромѣ самыхъ оскорбительныхъ помысловъ и рѣчей, ничего за цѣлый годъ не видала, — грустно старалась произнести Маргарита. — Да я васъ и не виню. По вашему, на свѣтѣ только и есть, что деньги. Вотъ вы всѣхъ и подозрѣваете.
— Вѣстимо, все деньги!
— И все на нихъ купишь?
— Все, цыганочка, все… подсмѣивался старикъ ядовито.
— Купите молодость…
— Мало что, — нельзя… вдругъ разсмѣялся онъ.
— Купите красоту!
— О - охъ, тоже нельзя.
— Купите меня, мою любовь. Да не внучкину, а мою, женскую любовь.
— Можно!
— Что?
— Можно! Не финти… Говорю, можно.
— Стало-быть вы меня вызвали, чтобы заставить пустяки слушать. Не стоило того… серьезно выговорила Маргарита.
— Ну, слушай дѣло. Я съ тобой не знался, почитай, годъ, потому что ты ко мнѣ была не ласкова. Я все-таки тебѣ дѣдъ. Нужно коли было денегъ, сказала бы. Ну и далъ бы.
— Первое же слово, и о деньгахъ. У васъ, во всѣхъ вашихъ сундукахъ, нѣтъ столько денегъ, сколько я въ мѣсяцъ нашвыряю по городу въ лавкахъ.
— Откуда же это у тебя деньги? У мужа ничего нѣтъ…. Отъ полюбовниковъ?
— Да, только не отъ сотни, а отъ одного! вдругъ вымолвила Маргарита.
— Славно. И сама признается еще. Ай да цыганка! Ну, отъ какого же молодца?
— Онъ можетъ и не молодецъ! Ему можетъ семьдесятъ лѣтъ, да для меня кажетъ онъ краше двадцатилѣтняго.
Выдумка Маргариты былъ вѣрный ударъ противнику. Наступило молчаніе. Графъ вытаращилъ на красавицу глаза. Этого онъ не ожидалъ! И Богъ вѣсть, что шевельнулось у него на душѣ. Онъ самъ еще сразу не могъ себѣ отдать отчета… A она отлично знала впередъ, что именно отъ этой выдумки шевельнется у стараго холостяка на душѣ.
— Скажи на милость! выговорилъ вслухъ, но самъ себѣ, озадаченный старикъ и снова смолкъ.
«Ничему не вѣритъ, а этому повѣрилъ!» внутренно смѣялась Маргарита.
— Какъ же это ты… забормоталъ Іоаннъ Іоанновичъ и страннымъ, будто завистливымъ окомъ окинулъ красивую молодую женщину. — Какъ же? Зачѣмъ же стараго? Мало развѣ въ Питерѣ молодыхъ?
— A развѣ на это законъ у васъ?… разсмѣялась Маргарита.
— Вѣстимо, законъ естества! Природный законъ.
— Истинный природный законъ тотъ, что у всякаго свой вкусъ, да своя воля.
— О, Господи! Вотъ удивила… Да зачѣмъ же ты… Почему? Изъ-за денегъ его…
— Опять… Только у васъ и на умѣ что деньги… Но, бросьте это. Какая вамъ до этого забота? A скажите лучше, по какому дѣлу вы меня вызвали?
— Дѣло?… Дѣло?… Да… Какое бишь дѣло!… Такъ озадачила меня, что память отшибла! Да. Вотъ дѣло какое. Ты слушай прилежнѣе.
— Слушаю.
— Ты, видишь, въ силѣ нынѣ при новомъ дворѣ. Какъ ужь ты умудрилась, когда сама императрица въ опалѣ… Доносить на меня не пойдешь?! A то я попридержу языкъ!… Ну вотъ, стало-быть… я къ тебѣ съ поклономъ. Заступись и спаси двухъ молодцовъ.
— Орловыхъ? И вы за нихъ?…
— Вишь, ужь знаетъ. Просили?
— Да, просили… Просили многіе, но я… не знаю, можетъ быть… Надо подумать… Оно можно, но однако…
Маргарита тянула слова, потому что сама въ эту минуту раздумывала и соображала, какъ отнестись къ словамъ дѣда.
Сознаться въ своей силѣ и ее даже преувеличить? Или скрыть все?… Покуда она думала, старикъ высказался весь и она знала, что дѣлать.
— Я, видишь, внучка-цыганочка, — искренно высказывался Скабронскій, былъ, слава Богу, вельможа не послѣдній въ государствѣ со дней Великаго Петра Алексѣевича и даже при Биронѣ не запропалъ… Ну, а вотъ теперь, подъ конецъ дней своихъ, попалъ въ зажору. Не знаю, какъ и примѣриться, какъ и привкинуть себя къ новымъ-то порядкамъ и людямъ. Ничто не беретъ. Того и гляжу, что меня нищимъ сдѣлаютъ и въ ссылку угонятъ, а дома и вотчины отпишутъ, да какому-нибудь хохлу и прощалыгѣ подарятъ… Ну вотъ, узнавъ, что ты въ силѣ нынѣ, я къ тебѣ съ поклономъ… Наперво, ты мнѣ покажи свою востроту на ребятахъ Орловыхъ. Ихъ дѣло пропащее! Если ты ихъ изъ бѣды выручишь, когда и Разумовскіе не могутъ, и Воронцовъ даже не можетъ черезъ дочку свою… то тогда я увѣрую вотъ какъ… Какую ни на есть, хоть бы и Можайскую вотчину мою тебѣ поднесу, по дарственной записи.
«Самую маленькую!» подумала и усмѣхнулась Маргарита.
— Почему смѣешься? Ей-Богу поднесу…
— Все сказали, дѣдушка?
— Все. A что?
— Завтра узнаете отвѣтъ, коли заѣдете ввечеру.
— И дарственную, стало-быть, захватить?
— Захватите! вымолвила Маргарита, подумавъ.
— Стало-быть, вѣрно? Выручишь ребятъ?
— Не знаю. Постараюсь.
— Дѣло, внучка, не въ ребятахъ. A важно мнѣ тебя испытать. Не враки ли, толки да слухи. Коли выручишь, то, ей-ей, бери палку да и бей меня; или на цѣпи съ музыкой води, какъ медвѣдя. да заставляй и горохъ воровать, и солдата съ ружьемъ показывать, и всякое колѣно продѣлывать. Поняла?