Петербургское действо

— Конечно. Очень красивъ… И удобенъ! Я думаю, сами офицеры съ этимъ согласятся. Господинъ офицеръ! вдругъ обернулась «Ночь» къ Шепелеву, еще болѣе картавя, — вы, вѣроятно, говорите по-нѣмецки, какъ всѣ офицеры здѣсь. Скажите мнѣ, не правда-ли, мундиръ этотъ удобнѣе стараго?

Юноша, уже смущенный до нельзя тѣмъ, что государь стоитъ такъ близко и смотритъ на него, теперь при вопросѣ, внезапно въ нему лично обращенномъ, окончательно потерялся до такой степени, что даже пробормотать ничего не могъ.

— Вѣдь, лучше и удобнѣе, господинъ офицеръ? немного свысока и холодно, повторила маска по-нѣмецки.

— Онъ еще не офицеръ. Онъ сержантъ… разсмѣялся государь.

— So-o!.. протянула она какъ истая нѣмка. — Какая же разница?.. Ну, я этого знать не могу. Вотъ вамъ, ваше величество, надо знать все это до мелочей… Я могу ошибиться, а вы не можете.

— Еще бы… Да я за сто верстъ всякій галунъ узнаю.

— Вы даже не имѣете права ошибаться. Это было бы неудобно и опасно для вѣнценосца…

— Какъ? Я не понимаю. Что ты хочешь сказать? добродушно вымолвилъ Петръ Ѳедоровичъ.

— Какъ? Вы не знаете? Un monarche ne se trompe pas. Вы не знаете анекдота про короля Людовика XIV, какъ онъ однажды ошибся. Онъ перемѣшалъ на вечерѣ по близорукости одного придворнаго съ другимъ и сказалъ одному барону: Voue, monsieur le duc, а тотъ отвѣтилъ: Merci pour cette grace, Sire!

— Ну, что жъ? разсмѣялся государь.

— Когда дѣло объяснилось, король пожалъ плечами, разсердился, но прибавилъ: Un monarche ne se trompe pas! и прибавилъ: Ramassez le duc… monsieur! Съ тѣхъ поръ этого придворнаго иначе не звали какъ наоборотъ: le duc, monsieur.

— Ramassez! Вотъ это я люблю. Какъ если бы онъ потерялъ что-нибудь! громко разсмѣялся Петръ Ѳедоровичъ.

— Вотъ вамъ, властителямъ, ошибаться и нельзя. Если бы вы сказали этому сержанту: господинъ офицеръ! то онъ бы имъ и былъ, какъ бы по закону… A вамъ бы, господинъ преображенецъ, было бы очень пріятно, если бы не я, а его величество такъ ошибся! уже отчасти ласково обернулась «Ночь» къ юношѣ. — Очень сожалѣю, что мои слова не имѣютъ силы закона… A какъ это должно быть пріятно имѣть эту власть?

Государь двинулся далѣе, тихимъ шагомъ. «Ночь» болтала безъ умолку, оживленно и кокетливо.

— Ваше величество, вдругъ выговорила она. — Сдѣлайте какъ одинъ монархъ, въ одной сказкѣ… Онъ передалъ на пять минутъ свою власть одному нищему…

— Это глупо…

— Нѣтъ, это очень мило… въ сказкѣ. Нищій въ пять минутъ сдѣлалъ столько добра, сколько монархъ за всю жизнь не сдѣлалъ… Вотъ если бы и ваше величество… дали мнѣ вашу власть только на одну минуту…

Государь остановился, разсмѣялся, потомъ хотѣлъ снова двинуться, но маска сильнѣе оперлась красивой, обнаженной рукой на его руку и, граціозно наклоняясь съ нему всѣмъ бюстомъ и своими изящными плечами, шепнула почти страстно:

— Я не шучу… Дайте…

Женщина эта, ея голосъ, снѣжная красота этихъ плечъ и рукъ, корсажъ платья, который слегка отсталъ при ея движеніи, еще болѣе обнажая ея грудь… не могли не подѣйствовать на всякаго.

— Дайте, дайте! шептала она, все ближе наклоняясь, и ея страстный лепетъ звучалъ ребячески наивно.

— Изволь… не выдержалъ государь. — На минуту по часамъ… Но что ты сдѣлаешь?

— А? Увидите! Три вещи. Но даете ли вы мнѣ честное слово, что все будетъ исполнено.

Государь колебался и вдругъ выговорилъ:

— Даю… Это даже любопытно.

— Благодарю… Но я буду дѣйствовать чрезъ васъ. Это все равно. Я буду шептать вамъ, а вы приказывайте. Постойте! Надо подумать… Ну-съ! Во-первыхъ, сдѣлайте этого преображенца офицеромъ. Сейчасъ!.

— Вотъ ужь именно безсмысленный женскій капризъ, осчастливить перваго попавшагося человѣка. Пойдемте —

Государь, смѣясь, приблизился снова къ окну, гдѣ стоялъ Шепелевъ и вымолвилъ ласково:

— Ты дежурнымъ на балѣ посла?

— Точно такъ-съ, ваше величество! прошепталъ снова смущенный юноша.

— Ради барона Гольца, празднующаго сегодня новый трактатъ, я, какъ исключеніе, поздравляю тебя офицеромъ.

Юноша широко раскрылъ глаза, вспыхнулъ и стоялъ истуканомъ отъ неожиданности. Когда онъ догадался поклониться и пробормотать что-то безсвязное, то государь съ «Ночью» уже удалялся въ залъ.

— Ну-съ, теперь… теперь… говорила «Ночь», — сдѣлайте хозяина этого дома, барона, командоромъ вашего голштинскаго ордена Святой Анны.

— Ты отгадала мое желаніе. Я самъ хотѣлъ давно. Но и такъ говорятъ, что онъ мой любимецъ и это непремѣнно раздражитъ другихъ резидентовъ… Принцъ-дядя меня отговариваетъ и увѣряетъ, что теперь это невозможно.

— A ваше слово?.. Ну, хорошо, Богъ съ вами… Тогда прикажите выслать изъ Петербурга адьютанта принца — Фленсбурга.

— Это зачѣмъ? громко вскрикнулъ государь, искренно изумившись.

— Онъ мнѣ не нравится, шутливо отозвалась «Ночь».

— Стало-быть, ты его знаешь и, стало-быть, не сегодня пріѣхала изъ-за границы. Вотъ я тебя и поймалъ. Ты петербургская жительница!

— Нисколько. Я его сейчасъ видѣла. Мнѣ его назвали и лицо его мнѣ противно! Я прошу его выслать.

— Это не причина. Да и какая же ты злая и безсердечная. Потомъ ты забыла, что хотѣла власть, чтобы дѣлать добро, а не зло.