Только одна личность изъ всего придворнаго круга, блестящая Маргарита, еще наканунѣ находившаяся на неизмѣримой высотѣ надеждъ и мечтаній, не могла бѣжать ни въ Петербургъ, ни въ свиту императрицы. Теперь отъ ужаса и отчаянія потерявшая разумъ, она укрылась въ маленькомъ домишкѣ на краю Ораніенбаума, гдѣ пріютилъ ее тоже смущенный и оробѣвшій фехтмейстеръ Котцау. И Маргарита, въ маленькой бѣдной горницѣ этого домика, то недвижно сидѣла, близкая къ умопомѣшательству, то, ломая руки надъ головой, металась изъ угла въ уголъ, не находя себѣ мѣста, и задыхалась… будто львица, нежданно попавшая изъ простора и воздуха необозримыхъ пустынь въ грязь и духоту узкой клѣтки.
Миновавъ улицы и подъѣхавъ ко дворцу. Григорій Орловъ и Измайловъ вышли изъ кареты и поднялись по лѣстницѣ дворца, среди полной тишины, только два камеръ-лакея попались имъ на встрѣчу. Пройдя нѣсколько горницъ, они увидѣли у дверей двухъ офицеровъ, стоявшихъ будто на часахъ. Орловъ по мундирамъ догадался въ чемъ дѣло. Приблизясь, онъ узналъ обоихъ. Шепелевъ былъ у него однажды и объяснилъ первый, кого они съ братомъ нарядили въ миску. Пушкинъ присталъ было къ ихъ кружку, а въ послѣднее время снова исчезъ.
— Петръ Ѳедоровичъ здѣсь? спросилъ Орловъ Пушкина, насмѣшливо глядя въ его лицо.
— Государь? Да, здѣсь, въ кабинетѣ! отвѣчалъ Пушкинъ, мѣняясь въ лицѣ отъ улыбки Орлова.
— Ну, а вы двое какъ здѣсь? Почему не при своихъ полкахъ… Скоморохи!..
Шепелевъ двинулся, схватился за шпагу и вымолвилъ внѣ себя:
— Вы скоморохи и клятвопреступники!
— Смирно! Именемъ государыни императрицы, самодержицы всероссійской, вскрикнулъ Орловъ, — я арестую васъ обоихъ. Ступайте въ Петергофъ и сдайте себя сами подъ караулъ.
— Никакой самодержицы нѣтъ, съ тѣхъ поръ, что скончалась Елизавета Петровна, отвѣтилъ Пушкинъ.- A есть законный государь…
— Государыня Екатерина Алексѣевна… началъ Орловъ, уже горячась.
— Бунтовщица! воскликнулъ Шепелевъ, — которую бы сдѣдовало…
Орловъ поднялъ уже на юношу могучую руку, свивавшую кочерги въ кольцо…
Но въ это мгновеніе дверь отворилась, и Гудовичъ съ удивленнымъ лицомъ появился на порогѣ. Но, увидя Орлова, онъ иронически улыбнулся, и, не сказавъ ни слова, оставивъ дверь отворенной, вернулся въ кабинетъ.
Орловъ и Измайловъ пошли вслѣдъ за нимъ.
Государь сидѣлъ на окнѣ въ шлафрокѣ и, задумавшись, глядѣлъ въ полъ. Не далеко отъ него стоялъ старикъ Минихъ и что-то горячо объяснялъ.
При появленіи Орлова, Петръ Ѳедоровичъ поднялъ голову, и лицо его слегка измѣнилось. Минихъ презрительно и гордо смѣрилъ Орлова съ головы до пятъ и, повернувшись спиной, отошелъ къ Гудовичу, который сѣлъ на диванъ.
— Вы отъ нея… вымолвилъ государь.
— Государыня императрица и всея Россіи самодержица прислала меня… началъ было Орловъ спокойно, но твердо.
Но государь улыбнулся и прервалъ его.
— Самодержица? Еще не совсѣмъ! Но, скажите мнѣ, зачѣмъ васъ послала она? Именно васъ! Развѣ я могу въ качествѣ императора… вѣдь я все-таки еще императоръ! вести переговоры чрезъ артиллерійскаго офицера и трактирнаго кутилу… Неужели приличнѣе васъ не нашлось?..
Орловъ, будто и не слыхавъ словъ государя, повторилъ спокойно:
— Государыня императрица изволила прислать меня проситъ васъ добровольно, не доводя дѣла до междоусобія и напраснаго кровопролитія, отречься отъ россійскаго престола и подписать отреченіе, которое я привезъ! Вотъ оно!..
Орловъ вынулъ бумагу изъ кармана и прибавилъ:
— Безъ этого я не только не уѣду, но и не выйду отсюда!
— О-о!.. воскликнулъ съ негодованіемъ Минихъ.
Гудовичъ разсмѣялся презрительно…
— Ваше величество! вступился Измайловъ: вы изволили меня послать… Вы было рѣшились… Что же теперь. — Стоитъ-ли?..
— Зачѣмъ она мнѣ прислала этого… этого…
— Ваше величество! подступилъ Минихъ и заговорилъ по нѣмецки, гордо закинувъ голову, а старые глаза его снова сверкали отвагой, какъ когда-то въ павильонѣ Монплезира… Рѣшайтесь!.. Или подписывайте отреченіе, не взирая на то, кого прислали за этимъ, или… Лошади уже два часа осѣдланы… Я готовъ за вами, хоть на край свѣта!.. Наконецъ, вотъ здѣсь двое благородныхъ юношей, добровольно прискакавшихъ умереть за васъ… Рѣшайтесь… Мы арестуемъ этого неблаговоспитаннаго гонца и къ вечеру будемъ за сто верстъ отсюда. Повторяю вамъ — только до перваго порта достигнуть!.. A тамъ на корабль и на Данцигъ, а затѣмъ въ Кенигсбергъ, Берлинъ, Митаву, Петербургъ и Москву…. для коронованія!.. Минихъ говоритъ вамъ это! Минихъ слово даетъ, что все это совершится… и легко! Минихъ не любитъ, не можетъ любить русскихъ, но всегда поклонялся предъ ихъ слѣпымъ повиновеніемъ закону, ихъ любовью къ законности, къ законному.
Государь молчалъ и опустилъ голову. Гудовичъ вдругъ всталъ и, подойдя въ нимъ, вымолвилъ спокойно и слегка насмѣшливо: