Петербургское действо

Маргарита обернулась, взяла маленькую щепотку изъ протянутой къ ней табакерки, но снова отвернулась къ окну. Она соображала о томъ, чѣмъ задержать доктора, чтобы онъ своимъ присутствіемъ помѣшалъ объясненію съ Фленсбургомъ.

Вурмъ, между тѣмъ, взялъ стулъ, пододвинулся ближе въ Маргаритѣ и взялъ ее безцеремонно за руку, подъ предлогомъ попробовать ея пульсъ.

— Все глупости, выговорила кокетка, но руки не приняла.

— Нѣтъ, не глупости, а лихорадка. Пуль-съ все не ровенъ. Да и какъ ему быть ровнымъ у двадцатилѣтней красавицы, полувдовы, упрямой, не хотящей однимъ словомъ измѣнить свое положеніе, сдѣлаться свободной птичкой. Если существованіе графа продлится еще годъ, то бѣдная пташка совсѣмъ захирѣетъ и сдѣлается больна опаснѣе, чѣмъ онъ. Все это выговорилъ Вурмъ почти шопотомъ, съ усмѣшкой на губахъ и не спуская глазъ съ красиваго профиля паціентки.

— Если бы это одно слово было легкое, отозвалась Маргарита, — то я бы давно его сказала. Но на такое слово не только у меня не хватитъ храбрости, но и у васъ не хватитъ мужества для исполненія…

— Попробуйте, испытайте, серьезно шепнулъ Вурмъ.

— Испытать? Спасибо… Я знаю отлично, что вы можете сдѣлать то, что дѣлается во всей Европѣ, дѣлается сплошь-и-рядомъ. Всякій медикъ можетъ дать такого зелья, отъ котораго больной отправится на тотъ свѣтъ, и никто не удивится и знать не будетъ. Особенно, когда больной годъ умираетъ и всѣ ждутъ. Но къ чему брать преступленіе на душу? Зачѣмъ? Чтобы сдѣлать свое положеніе еще невыносимѣе? Давайте говорить откровенно, докторъ… Общее обоимъ преступленіе сдѣлаетъ меня ни вѣки вѣчные вашей рабой. Преступленіе?! Чтобы вы знали за мной тайну! Могли бы дѣлать со мной что угодно! Хотя бы даже заставить за себя выйти замужъ. Нѣтъ, докторъ, я не на столько глупа. Да авось онъ и самъ скоро умретъ.

Докторъ пересталъ ухмыляться, медленно поднялся съ мѣста и взялъ шляпу и палку.

— Куда же вы? Я васъ прошу остаться, сейчасъ пріѣдетъ одинъ гость; вы его знаете — Фленсбургъ. И мнѣ бы хотѣлось, чтобы вы остались.

— Зачѣмъ? Чтобы помѣшать ему говорить съ вами тоже откровенно. О чемъ-нибудь иномъ, конечно! догадался тонкій медикъ, изучившій давно характеръ графини.

— Положимъ, что и такъ…

— Нѣтъ, извините, вы мнѣ не дали права играть около васъ роль вѣрнаго пса, охраняющаго васъ отъ разныхъ назойливыхъ обожателей. Дайте мнѣ его и тогда другое дѣло, — недовольнымъ, голосомъ выговорилъ Вурмъ съ замѣтнымъ оттѣнкомъ досады и раздраженія.

— Дать право? Какое?! Повелѣвать мною? усмѣхнулась красавица.

— Честь имѣю кланяться вашему сіятельству, оставляя поле для господина Фленсбурга. Вотъ и онъ, легокъ на поминѣ! сказалъ Вурмъ, глянувъ въ окно.

Въ эту минуту Фленсбургъ, дѣйствительно, подъѣхалъ къ дому. Офицеръ и докторъ встрѣтились въ прихожей, холодно поздоровались. Оба чуяли, что хотя положеніе ихъ совершенно разное, но тѣмъ не менѣе они соперники и каждый невольно считалъ своего противника болѣе счастливымъ, чѣмъ онъ. Вурмъ завидовалъ Фленсбургу и былъ убѣжденъ, что Маргарита, овдовѣвъ, выйдетъ за него замужъ, если онъ самъ не съумѣетъ поймать ее въ свою западню; Фленсбургъ, напротивъ, ревновалъ и смущался мыслью, что Маргарита позволяетъ ухаживать за собой пятидесятилѣтнему человѣку, да вдобавокъ еще знахарю.

Когда Фленсбургъ двинулся въ гостиную, Маргарита уже сидѣла на другомъ мѣстѣ. Два стула, близко поставленные одинъ около другого, остались у окна. Но Маргарита сообразила это слишкомъ поздно, онъ уже вошелъ.

Когда она увидала подъѣхавшаго Фленсбурга, то смутилась предстоящимъ объясненіемъ; съ тѣхъ поръ прошло едва ли двѣ минуты, а Фленсбурга встрѣтила уже не смущенная женщина, а гнѣвная и отчасти разсѣянная. Эти быстрые переходы были отличительной чертой характера молодой женщины. Она оробѣла, когда онъ подъѣхалъ, затѣмъ разсердилась на собственную свою робость и спросила себя:

— Да какое же право имѣетъ онъ смущать меня, небоявшуюся и небоящуюся никого? Что за важное дѣло исполнить женскій капризъ и освободить изъ-подъ ареста двухъ шалуновъ офицеровъ? Вѣдь не грабителей и не убійцъ просила она освободить.

И вдругъ, при мысли о грабителяхъ, ей вспомнился случай въ оврагѣ. И юноша, спасенный ею, снова ясно предсталъ предъ ней… Въ ту минуту, когда Фленсбургъ входилъ въ гостиную, гордо и важно подходилъ къ ней и протягивалъ руку, Маргарита смотрѣла на него какъ бы сквозь фантазму, т. е. сквозь рисовавшійся въ ея воображеніи образъ юноши. Лицо ея, вѣроятно, было черезъ-чуръ задумчиво и разсѣянно, потому что Фленсбургъ, опускаясь около нея на кресло, вымолвилъ по-нѣмецки:

— Что съ вами? Вы, дѣйствительно, нездоровы; я думалъ вы отговариваетесь болѣзнью, чтобы не видать меня и отсрочить уплату долга.

И вдругъ Маргарита, сама не знай почему, оскорбилась и этими словами, и тономъ голоса.

— Какой долгъ? Что вы хотите сказать? сухо вымолвила она.