Полицейский пытается поднять вора, но тот с криком вырывается, вновь припадает к ногам мещанина. Хозяин безжалостно отпихивает его от себя.
Мальчик в первый раз видит сцену такого глубокого унижения, и неясная тоска от нее тяжело западает в душу. Петьку бьет лихорадка.
Получив еще несколько увесистых пинков, вор теряет всякую надежду на прощение, безвольно встает, покорно плетется за полицейским. Мальчишки гурьбой бегут вслед, но полицейский оборачивается, строго прикрикивает на них:
— Раз-зайдись! А то в полицию заберу!
Они отстают, шумно обсуждают происшедшее, подсмеиваются над вором.
Петька по примеру других тоже мог бы обругать его, но злых слов о мужичке нет. «Сапоги лижет… Как собака! Зачем он такой? — думает он с сожалением. — За сто куриц не встал бы на колени! Сволочи!» — в сознании Петьки богачи и полицейские впервые объединяются под этим названием.
Дома Петька рассказывает о воре, о камне же и о полицейских — ни слова. Вообще чем больше он обдумывает свой поступок, тем больший страх им овладевает. «Дурак я, дурак! А может, кто из Александровского сада смотрел? Спрятался за дерево — и все видел! А потом чуть-чуть на солдат не нарвался! Полицейские, чай, тоже в гору бегом бежали? Крикнули бы, держи, — вот и попался. Непременно придут! А я скажу: «Разве большой камень я смогу вытащить? Чай, они крепко сидят». Пожалуй, догадаются, спросят: «А ты пробовал?» — «Нет, — отвечу, — я маленький, ничего не видел, ничего не знаю». И буду реветь. «Ага! Ревешь! — скажут. — Значит, ты!» Нет! Не буду реветь. Я скажу… на дворе играл. И Петька Обродков, и Ванька Шкунов, и Федька — Кислы Щи — все то же самое скажут. Прибежал Яшка, и мы все время были у Лапшовых, потом на Сенной. Небось не узнаешь! На-ка вот! Выкуси!»
Угрызений совести у Петьки нет, его мучит один страх. Когда он представляет, как завтра в части его будут пороть, у него ноги слабеют. К полиции у Петьки неприязнь. Он давно знает, что полицейские жулики и взяточники. Об этом все говорят, да и сам Петька видел, как полицейский однажды вытащил кошелек у пьяного и снял с него часы.
Но что особенно возмущает его, так это то, что полицейские дерутся. За свою жизнь Петька уже довольно насмотрелся, как они, прежде чем отвести пьяного в часть, изрядно его еще и помнут.
После вечернего чая Петька ложится спать в темном чулане, но долго еще ворочается, долго не может заснуть. Он слышит, как заснула Настенька, потом Санька-маленький, потом Оля. Как будто и блох нет — чулан вымыт, войлок выколочен палкой, но Петьке кажется, что все его кто-то кусает, кто-то по нем ползает.
Сморившись, он наконец засыпает тяжелым, беспокойным сном. Вот он, прячась за кустами, подкарауливает полицейского возле оврага и бросает в него булыжник. Полицейский падает, а Петька бежит домой, нырнув в подворотню, пробирается в свой чулан.
Потом Петьке снится, как через окно к нему лезет рыжий полицейский с ножом в зубах.
Петьке хочется бежать, но он не может сдвинуться с места и отчаянно кричит. Просыпается и видит склонившихся над ним Олю, Саньку-маленького и Настеньку. Захлопали двери, пришла Анна Кирилловна, за ней старшая сестра Лиза.
— Петюшка! Что с тобой?
— Сон страшный видел, — отвечает неохотно Петька.
После утреннего чая Петька бежит на улицу. Ему не терпится поскорее узнать, что говорят о вчерашнем. Скоро около Петьки собирается шестеро ребят.
— Идемте, братцы, купаться! — предлагает Петька.
— Только пойдем по съезду мимо сарая! — поддерживает его Ванька Шкунов. — Дыру посмотрим.
— Какую дыру? — лениво интересуется Петька.
— Рази не слыхал? Вчерась солдат пустил голышом в полицейского, а тот присел, камень и…
— Да ты что врешь! Рази голышом? — встревает в разговор Яшка. — Солдат кинул большущим камнем и не попал, а полицейских было двое.
— Сам врешь! Он кидал с горы. Рази большущий камень докинешь?
— А я слышал, что не солдат, а мужик один кинул. Его солдаты ловили, а мужик в Лександровский сад убег.
— Нет, братцы! Кинул не солдат и не мужик, а кто-то совсем неизвестный. Прямо в ногу попал! Выше коленки. Полицейский хромает. А голыш с большущую картошку.
— Рази голышом стенку прошибешь?
— А пымали, который кинул?
— Некого и ловить-то было. Солдат человек двадцать шло, и они никого не заметили. Я с песков иду, слышу — бац! Оглядываюсь: один полицейский на земле валяется, другой его подымает. Из дому бабы выбежали. Ругаются. В сарае у них на полке банки стояли и побились. А полицейский говорит: «Я бы его, мерзавца, догнал — из левольверта застрелил. Да думал, товарищ умирает — испугался».
— Солдаты рыжего полицейского под руки повели, а потом на извозчике. Камень и голыш полицейские в часть с собой повезли.
— Так им и надо, селедкам проклятым! Жаль, большой не попал! — говорит со злобой Ванька Шкунов.
— Дыра здоровенная! С голову будет!
— А на кого полицейские думают?
— Говорят, на фабричных. В воскресенье их здорово в части дули.
— Ишь!..
— Фабричные молодцы! Они еще их ночью пымают. Не поглядят и на левольверты.
— Знамо, не поглядят.