Вместе с илом выплеснули и сдохших побелевших лягушек. Но долго они еще служили поводом для невероятных предположений хозяек. Самое простое, что лягушки кем-то брошены в кадку, так и не пришло никому в голову. Петька помалкивал, посмеивался и думал: «Все бабы дуры! Им бы только что-нибудь страшное. А что до природы, — ничего понять не могут. Знамо дело, книжек про зверобоев да следопытов не читают!»
Витькина мать не всегда отпускала сына вместе с Петькой, особенно если мальчишки собирались на Волгу.
— Утонет еще, — рассуждала Александра Кирилловна, — пусть лучше во дворе играют.
Петьке же разрешения спрашивать не надо было, он мог уйти куда вздумается. На Волге его привлекали плоты, стоявшие рядом с курбатовскими ледорезами[65]. К плотам быстрое течение прибивало много всякого мусора.
Особенно же заманчиво было то, что течение приносило с Софроновской пристани[66], где постоянно собиралось в эту пору много барж с арбузами и всякими привозными фруктами. И при выгрузке частенько падали в воду то арбуз, то дыня, то яблоко. За этим-то Петька и охотился с помощью длинной палки.
Правда, хороший арбуз попадал очень редко, а дыню Петьке удалось выловить всего один раз. Зато испорченные арбузы и яблоки выкидывают в воду довольно часто. Яблок-мякушек Петька каждый день вылавливал по две-три штуки и считал это большой удачей.
Однако охота эта в один дождливый день для мальчишки чуть не окончилась весьма трагично. Он провозился на плотах почти до сумерек, но сколько ни бултыхал в мусоре палкой, ничего не попадалось. Вдруг Петька заметил почти хорошее яблоко, но, потянувшись к нему, поскользнулся и упал в воду. Сильное течение понесло его под бревна, и Петьке едва удалось ухватиться за край плота.
Вода в Волге была уже холодной, так что у Петьки зуб на зуб не попадал, когда он прибежал домой. Он было ждал неминуемой порки, но Анна Кирилловна так перепугалась, что, видно, забыла про наказание. Она засуетилась, дала Петьке переодеться и принесла откуда-то рюмку водки, которую заставила сына выпить. Петька, преодолевая отвращение, выпил и задохнулся от огня, обжегшего рот и горло. В жизни Петьки это была первая и, он поклялся, последняя рюмка. Водку, от которой умер отец, Петька с этого дня возненавидел еще больше.
ГЛАВА XVIII
Подрастали младшенькие, и жизнь Заломовых становилась все тяжелее.
На другом конце города в это время богатые купцы-старообрядцы построили вдовий дом на несколько сотен семей[67]. В него на жительство принимали многодетных, не имеющих средств вдов. Анна Кирилловна тоже подала прошение в благотворительный комитет вдовьего дома и после долгих хлопот получила ответ, что может переезжать.
Большой трехэтажный дом из красного кирпича стоял на самой окраине города, напротив девичьего монастыря[68]. Дальше были лишь поля, используемые под выгоны для скота. По этим полям, ближе к Оке, пролегал старинный тракт, который вел на юг — в Арзамас. Вдовий дом у тракта выделялся не только своими внушительными размерами, но и необычной формой, напоминающей огромную букву «П».
В девять часов вечера ворота дома-казармы накрепко запирались, и смотритель с надзирательницей обходили номера, проверяя, все ли дома. Правила были очень строгие, они ставили в безвыходное положение тех вдов, которые отправлялись в город на поденные работы. Им приходилось неминуемо запаздывать, сторож не впускал, виновную ожидали выговор и угроза смотрителя выселить из дома.
Удобным было лишь то, что здание имело водяное отопление, в общих кухнях были устроены духовые печи, а купцы нередко присылали подарки — белый хлеб самых низких сортов, калачи и булки. На пасху и рождество всем выдавали по пуду белой муки. Все это беднота очень ценила, и вдовы безропотно подчинялись строгому режиму.
Анну Кирилловну с семьей поселили в подвальном этаже. Его предполагали вначале использовать для мастерских, но устроители приюта, получив массу прошений, в последний момент понастроили в нем комнат. Теперь здесь жили беднейшие семейства.
Новая квартира Петьке не понравилась. Окон было только два, да и те под самым потолком, к тому же они выходили на северо-восток, и оттого в комнате всегда царила полутьма. Анне Кирилловне и дочерям пришлось даже сделать мостки для шитья у одного из окон: поставили большой сундук, а на него — стулья. Каменные стены подвала были настолько толстыми, что подоконники спускались книзу четырьмя ступенями. Полы, залитые цементом, были всегда холодны. Топили сиротский дом плохо, и в морозы всем пришлось надевать пальто. Петька очень жалел прежнюю маленькую, но теплую и светлую комнатку. Большой и мрачный подвал производил на него гнетущее впечатление.